"Эдгар Аллан По. Герцог Де Л'Омает" - читать интересную книгу автора

поживее!
- Раздеться? Ну, признаюсь! Нет, сэр, я не сделаю ничего подобного.
Кто вы такой, чтобы я, герцог де л'Омлет, князь де Паштет,
совершеннолетний, автор "Мазуркиады" и член Академии, снял по вашему
приказу лучшие панталоны работы Бурдона, самый элегантный robe-de-chambre
"Халат (франц.).", когда-либо сшитый Ромбером, - не говоря уж о том, что
придется еще снимать и папильотки и перчатки...
- Кто я такой? Изволь. Я - Вельзевул, повелитель мух. Я только что
вынул тебя из гроба розового дерева, отделанного слоновой костью. Ты был
как-то странно надушен, а поименован согласно накладной. Тебя прислал
Белиал, мой смотритель кладбищ. Вместо панталон, сшитых Бурдоном, на тебе
пара отличных полотняных кальсон, а твой robe-de-chambre - просто саван
изрядных размеров. - Сэр! - ответил герцог. - Меня нельзя оскорблять
безнаказанно. Сэр! Я не премину рассчитаться с вами за эту обиду. О своих
намерениях я вас извещу, а пока au revoir "До свидания (франц.)."! - и
герцог собирался уже откланяться его сатанинскому величеству, но один из
придворных вернул его назад. Тут его светлость протер глаза, зевнул, пожал
плечами и задумался. Убедившись, что все это происходит именно с ним, он
бросил взгляд вокруг. Апартаменты были великолепны. Даже де л'Омлет
признал их bien comme il faut "Очень приличными (франц.)". Они поражали не
столько длиною и шириною, сколько высотою. Потолка не было - нет - вместо
него клубилась плотная масса огненных облаков. При взгляде вверх у его
светлости закружилась голова. Оттуда спускалась цепь из неведомого
кроваво-красного металла; верхний конец ее, подобно городу Бостону,
терялся parmi les nues "В облаках (франц.).".
E нижнему был подвешен большой светильник. Герцог узнал в нем рубин;
но он изливал такой яркий и страшный свет, какому никогда не поклонялась
Персия, какого не воображал себе гебр и ни один мусульманин, когда,
опьяненный опиумом, склонялся на ложе из маков, оборотясь спиною к цветам,
а лицом к Аполлону. Герцог пробормотал проклятие, выражавшее явное
одобрение.
Углы зала закруглялись, образуя ниши. В трех из них помещались
гигантские изваяния. Их красота была греческой, уродливость - египетской,
их tout ensemble "Общий вид (франц.)." - чисто французским. Статуя,
занимавшая четвертую нишу, была закрыта покрывалом; ее размеры были
значительно меньше. Но видна была тонкая лодыжка и ступня, обутая в
сандалию. Де л'Омлет прижал руку к сердцу, закрыл глаза, открыл их и
увидел, что его сатанинское величество покраснел.
А картины! Киприда! Астарта! Ашторет! Их тысяча и все это - одно. И
Рафаэль видел их! Да, Рафаэль побывал здесь; разве не он написал.., и
разве не тем погубил свою душу? Картины! Картины! О роскошь, о любовь!
Кто, увидев эту запретную красоту, заметил бы изящные золотые рамы,
сверкавшие, точно звезды, на стенах из гиацинта и порфира?
Но у герцога замирает сердце. Не подумайте, что он ошеломлен роскошью
или одурманен сладострастным дыханием бесчисленных курильниц. C'est vrai
que de toutes ces choses il a pense beaucoup - mais! "Правда, обо всех
этих вещах он много думал - iо! (франц..)." Герцог де л'Омлет поражен
ужасом; ибо сквозь единственное незанавешенное окно он видит пламя самого
страшного из всех огней!
Le pauvre Due "Бедный герцог! (фраку.)."! Aму кажется, что звуки, которые