"Эдгар Аллан По. Очки" - читать интересную книгу автора

которых была мне видна даже в полумраке.
- Eh bien, mon ami "Так вот, мой друг (франц.).", - продолжала она с
empressement "Поспешностью, готовностью (франц.)." несколько меня
удивившей.
- Eh bien, mon ami, вы просите меня о даре, который называется
бесценным. Вы просите моей руки, и притом завтра же. Если я уступлю вашим
мольбам и вместе голосу собственного сердца, разве нельзя и мне требовать
исполнения одной очень маленькой просьбы?
- Назовите ее! - воскликнул я так пылко, что едва не привлек внимание
гостей, и готовый, если б не они, броситься к ее ногам. - Назовите ее, моя
любимая, моя Эжени, назовите! - но ах! Она уже исполнена прежде, чем
высказана.
- Вы должны, mon ami, - сказала она, - ради любимой вами Эжени
побороть маленькую слабость, в которой вы мне только что сознались, -
слабость скорее моральную, чем физическую, и, поверьте, недостойную вашей
благородной души несовместимую с вашей прирожденной честностью - и которая
наверняка навлечет когда-нибудь на вас большие неприятности. Ради меня вы
должны победить кокетство, которое, как вы сами признаете, заставляет вас
скрывать близорукость. Ибо вы скрываете ее, когда отказываетесь прибегнуть
к обычному средству против нее. Словом, вы меня поняли; я хочу, чтобы вы
носили очки, тсс! Вы ведь уже обещали, ради меня. Примите же от меня в
подарок вот эту вещицу, что я держу в руке; стекла в ней отличные, хотя
ценность оправы и невелика. Видите, ее можно носить и так - и вот так - на
носу, как очки, или в жилетном кармане в качестве лорнета. Но вы, ради
меня, будете носить ее именно в виде очков, и притом постоянно.
Должен признаться, что эта просьба немало меня смутила. Однако
условие, с которым она была связана, не допускало ни малейших колебаний.
- Согласен! - вскричал я со всем энтузиазмом, на какой я был в тот
миг способен. - Согласен, и притом с радостью. Ради вас я готов на все.
Сегодня я буду носить этот милый лорнет как лорнет, у сердца; но на заре
того дня, когда я буду иметь счастье назвать вас своей женой, я надену его
на - на нос и так стану носить всегда, в том менее романтическом и менее
модном, но, несомненно, более полезном виде, какой вам угоден.
После этого разговор у нас перешел на подробности нашего завтрашнего
плана. Толбот, как я узнал от своей нареченной, как раз вернулся в город.
Я должен был немедленно с ним увидеться, а также нанять экипаж. Гости
разойдутся не ранее чем к двум часам, и тогда, в суматохе разъезда, мадам
Лаланд сможет незаметно в него сесть. Мы поедем к дому одного священника,
который уже будет нас ждать; тут мы обвенчаемся, простимся с Толботом и
отправимся в небольшое путешествие на восток, предоставив фешенебельному
обществу города говорить о нас все, что ему угодно.
Уговорившись обо всем этом, я тотчас отправился к Толботу, но по
дороге не утерпел и зашел в один из отелей, чтобы рассмотреть портрет в
медальоне; это я сделал при мощном содействии очков. Лицо на миниатюрном
портрете было несказанно прекрасно! Эти большие лучезарные глаза! - этот
гордый греческий нос! - эти пышные темные локоны! - "О, - сказал я себе
ликуя, - какое поразительное сходство!" На обратной стороне медальона я
прочел: "Эжени Лаланд, двадцати семи лет и семи месяцев".
Я застал Толбота дома и немедленно сообщил ему о своем счастье. Он,
разумеется, выразил крайнее удивление, однако от души меня поздравил и