"Эдгар Аллан По. Поместье Арнгейм" - читать интересную книгу автора

при других обстоятельствах он стал бы живописцем. Скульптура, хотя она и
сугубо поэтична по природе своей, слишком ограничена в размахе и
результатах, и поэтому не могла когда-либо обратить на себя его
пристальное внимание. Я успел упомянуть все отрасли искусства, па которые
поэтическое чувство, по общепринятому мнению, распространяется. Но Эллисон
утверждал, что наиболее богатая возможностями, наиболее истинная, наиболее
естественная и, быть может, наиболее широкая отрасль его пребывает в
необъяснимом небрежении.
Никто еще не относил декоративное садоводство к видам поэзии; но друг
мой полагал, что оно предоставляет истинной Музе великолепнейшие
возможности. И вправду, здесь простирается обширнейшее поле для
демонстрации фантазии, выражаемой в бесконечном сочетании форм невиданной
ранее красоты; и элементы, ее составляющие, неизмеримо превосходят все,
что может дать земля.
В многообразных и многокрасочных цветах и деревьях он усматривал
самые прямые и энергичные усилия Природы, направленные на сотворение
материальной красоты. И в направлении или в концентрации этих усилий -
точнее, в приспособлении этих усилий к глазам, что должны увидеть их на
земле, в применении лучших средств, в трудах ради полнейшего совершенства
- и заключалось, как он понял, исполнение не только его судьбы как поэта,
но и высокой цели, с коей божество наделило человека поэтическим чувством.
"В приспособлении этих усилий к глазам, что должны увидеть их на
земле". Объясняя это выражение, мистер Эллисон во многом приблизил меня к
разгадке того, что всегда казалось мне загадочным: разумею тот факт (его
же оспорит разве лишь невежда), что в природе не существуют сочетания
элементов пейзажа, равного тем, что способен сотворить гениальный
живописец. Не сыщется в действительности райских мест, подобных там, что
сияют нам с полотен Клода. В самых пленительных из естественных ландшафтов
всегда сыщется избыток или недостаток чего-либо - многие избытки и многие
недостатки. Если составные части и могут по отдельности превзойти даже
наивысшее мастерство живописца, то в размещении этих частей всегда
найдется нечто, моющее быть улучшенным. Коротко говоря, на широких
естественных просторах земли нет точки, внимательно смотря с которой взор
живописца не найдет погрешностей в том, что называется "композицией"
пейзажа. И все же, до чего это непостижимо! В иных областях мы справедливо
привыкли считать природу непревзойденной. Мы уклоняемся от состязаний с ее
деталями. Кто дерзнет воспроизводить расцветку тюльпана или улучшать
пропорции ландыша?
Критическая школа, которая считает, что скульптура или портретная
живопись должны скорее возвышать, идеализировать натуру, а не подражать
ей, пребывает в заблуждении. Все сочетания черт человеческой красоты в
живописи или скульптуре лишь приближаются к прекрасному, которое живет и
дышит. Этот эстетический принцип верен лишь применительно к пейзажу; и,
почувствовав здесь его верность, из-за опрометчивой тяги к обобщениям
критики почли, будто он распространяется на все области искусства. Я
сказал: почувствовав, ибо это чувство - не аффектация и не химера. И в
математике явления - не точнее тех, которые открываются художнику,
почувствовавшему природу своего искусства. Он не только предполагает, но
положительно знает, что такие-то и такие-то, на первый взгляд произвольные
сочетания материи образуют - и лишь они образуют - истинно прекрасное. Его