"Александр Плонский. "Летучий Голландец" проыессора Браницкого (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

А профессору было что вспомнить...


7

Под старость Браницкий все чаще задумывался над вопросом: что такое
гениальность? И не находил ответа.
Поразительное явление - человеческий гений! Пожалуй, более
поразительное, чем расширяющаяся Вселенная и "черные дыры". Какое
невероятное сочетание случайного и закономерного приводит к появлению на
свет гениального человека! Да и само понятие "гениальность" неоднозначно,
неоднородно, порой парадоксально. Показателями, баллами, коэффициентами
его не выразить. Какую роль играют гении - движущей силы, катализатора?
Где граница между гением и  п р о с т о  талантом?
"Назови человека интеллектуалом, - размышлял Браницкий, - и он будет
польщен. А назови умником - обидится. Похоже, что мы стесняемся ума, зато
гордимся интеллектом! Самое смешное, что ум и интеллект синонимы. Или уже
нет? Может быть, ум был и остается качественной категорией, а интеллект,
обособившись, превращается в количественную? Неизбежное следствие
научно-технической революции. Прогресс точных наук убедил человека в
преимуществе количественных оценок перед качественными, интеллекта перед
умом! Количество помыкает качеством!"
Четверть века назад Браницкому довелось побывать у
художника-абстракциониста. Абстрактная живопись пользовалась тогда
скандальной известностью ("Ну как же, премию на выставке, разумеется
зарубежной, получил шедевр, созданный ослом, к хвосту которого привязали
кисть!").
Абстракционист ничем не напоминал осла, это был симпатичный человек с
искусствоведческим образованием. Работал он научным сотрудником в
картинной галерее.
Браницкий заканчивал докторскую, бациллы созерцательной мудрости еще
не проникли в его жаждущий деятельности организм. Обо всем на свете он
судил с бескомпромиссностью классической физики: черное есть черное, а
белое - белое, и никак иначе. К абстракционисту он шел с предубеждением,
и, почувствовав это, тот начал показ с портретов, выполненных в
реалистической манере. Портреты свидетельствовали о мастерстве и таланте.
- Но это не мое амплуа, - сказал художник.
Они перешли к акварелям. Их было много. Линии извивались, краски
буйствовали. Картины притягивали фантастичностью, нарочитой изощренностью
замысла. Браницкий вспомнил застрявшие в памяти стихи Василия Каменского:

Чаятся чайки.
Воронятся вороны.
Солнится солнце,
Заятся зайки.
По воде на солнцепути
Веселится душа,
И разгульнодень
Деннится невтерпеж.