"Виктория Платова. Смерть в осколках вазы Мэбен (Том 1)" - читать интересную книгу автора

- Из деревни Гадюкино, - подхватила Ирочка, мило улыбаясь.
- Ну вас, ведьмы, все умеете опошлить.
- Что ты, Леда, что ты, дорогуша, - Лилька сложила руки на пышной
груди, - и в мыслях не было. Наоборот, мы за процветание геронтологического
искусства во всех его проявлениях и желаем твоей бабке всемирной славы и
кучи бабок, желательно зеленых.
- А также престарелого ценителя из Америки, который подкатит к
бабкиной избушке на курьих ножках на своем белоснежном "Мерседесе".
И эти две язвы, две "акулы пера", две пираньи безобидных, в общем-то,
"Вечерних новостей" просто покатились со смеху от нарисованной ими
живописной картинки, которая сложилась благодаря их совместному изощрен
ному и извращенному журналистскому воображению.
- Ладно вам, - отмахнулась я. - Как хорошо, что мои командировки
позволяют хоть немного от вас отдохнуть.
- А мы от тебя никогда не устаем, - успел ухватить последнюю фразу
проходивший мимо Славик Лазарев. - С возвращением в родные пенаты, дорогая
Леда.
- Спасибо на добром слове, дорогой Крокодил.
- Всегда пожалуйста, - раскланялся во все стороны Славик, ничуть не
обидевшись на "Крокодила". - Там без твоей лучезарной персоны погибает во
цвете лет наш порфироносный редактор Илюша Пошехонцев и вещает, что если не
узрит тебя максимум через шесть секунд, то скончается прямо на месте за
своим главноредакторским столом и будет смердить и разлагаться, отравляя
воздух во всей редакции.
- Все же ты некрофил, Славик, - поморщилась Лилька.
- Зловонное дитя Франкенштейна, - и Ирочка не замедлила поддеть
тайного обожателя экранных трупов и гор разлагающейся муляжной плоти, -
адепт Брэма Стокера, возросший под эгидой Поля Верхувена.
- Смейтесь, смейтесь, - Славик не обиделся, - а нашу прекрасную богиню
все же ждет громовержец, чтобы предложить ей амброзию и нектар.
- Леда была не богиней, а всего лишь женой фиванского царя, - осадила
словоохотливого tanatos-мена Лилька.
- Спартанского царя Тиндарея, - не удержавшись, поправила я Лильку.
Эти слова нечаянно задели во мне тайную струну, и внутри все сжалось
от сладкого воспоминания о свободе первого курса, любви к античной
литературе в общем и Валентину Игоревичу Мезенскому в частности, который с
таким воодушевлением рассказывал нам о любовных приключениях древних богов
и немыслимых подвигах героев Эллады. Любовь моя не осталась без взаимности,
и первый курс пролетел незаметно, под шелест страниц и плеск волн,
разбивающихся о борта кораблей хитроумного Улисса.
Но Улисс, постранствовав, вернулся все же на Итаку к безгранично
терпеливой Пенелопе, готовой ожидать его десятилетиями, а Мезенский,
поиграв со мной в любовь несколько месяцев, вернулся к домашнему очагу и
стервозной Ольге Владимировне. Плохое со временем забылось, остались только
сладкие воспоминания о моем первом мужчине и непреходящая любовь к
жизнерадостным грекам.
- Спартанского, конечно, лучше. - В улыбке Ирочка показала ряд
идеально ровных белых зубов, наглядную рекламу всех этих "Колгейтов" и
"Бленд-а-медов".
Не обратив на Ирочкину шпильку внимания, я повернулась к Славику: