"Виктория Платова. Такси для ангела" - читать интересную книгу автора

Канунниковой прячется за стенами ее рабочего кабинета. Но проверить это
было невозможно. Дверь кабинета всегда запиралась на ключ. В обычные дни
Аглая практически не покидала его - если не считать короткого перерыва на
так называемый "ланч". Обедать она предпочитала вне дома. В полном
одиночестве.
Я же оставалась в квартире вместе с Ксоло - терзаемая самым ужасным
комплексом, который только можно себе представить: комплексом жены Синей
Бороды.
Каждый день моего пребывания в доме Аглаи мог стать последним (ведь
меня никто не удерживал насильно) - и не становился.
Или все дело было в слабостях Аглаи? Милых, небрежно скрываемых
слабостях?
Она была привязана к своей собаке, маленькому чудовищу, один вид
которого приводил меня в содрогание. Она читала Ксоло стихи на испанском
(я сама это слышала, приставив к стене литровую банку и приложив к ней
ухо). Она обожала старое французское кино, она умело обращалась с серебром
(с десяток колец на ее пальцах вовсе не выглядел вульгарно); она могла
сделать своей сообщницей любую вещь, она была по-детски равнодушна к
деньгам... В ее доме не было ни одной пепельницы, хотя курила она как
паровоз, стряхивая пепел куда попало.
И потом - она была удивительным собеседником.
Если, конечно, снисходила до меня.
Это случалось нечасто, но случалось. Мы никогда не говорили об
обыденных вещах - на них ей было наплевать. Но она так умела препарировать
человеческую природу, что у меня даже дух захватывало. Если бы она только
захотела!..
Если бы она только захотела - она могла бы основать любое учение,
любую секту.
Если бы только она захотела - она могла бы без всяких последствий
ограбить Национальный резервный банк США, музей Гугенхэйма, ближайший
ларек.
Если бы она только захотела - она бы могла заарканить любого мужика.
Любого - или всех сразу. И дело было не в ее деньгах и не в ее славе -
дело было в ней самой.
Даже самый распоследний жиголо бы дрогнул, даже Иисус Христос бы не
устоял, клянусь, - если бы только она захотела!
Но она не хотела и, наверное, поэтому выбрала для себя этот
совершенно неопределенный возраст. Хотя - с ее точеной фигуркой и высокими
девичьими скулами - могла безнаказанно оставаться тридцатилетней. Но ей
нравилось быть чуточку древней, как какая-нибудь Лилит "Лилит - была до
Евы.". Это означало быть свободной и от страстей, и от секса, и от
вопросов давно умерших родителей:
"Почему ты не родишь, дорогая, ведь годы-то идут"... И от вопросов
подружек в сауне: "Когда же ты выйдешь замуж, дорогая, ведь годы-то
идут"...
Аглая дала на эти вопросы кардинальный ответ: "Возраст ожидания
прошел, ловить нечего, так что оставьте меня в покое. И не мешайте мне
писать". Тем более что ни родителей, ни подруг у нее не было. Было только
одно - "писать".
Писать - это получалось здорово.