"Леонид Платов "Летучий голландец" уходит в туман" - читать интересную книгу автора

Он замолчал внезапно, будто споткнулся, - Виктория Павловна усмехалась
уголком рта. Пауза.
- Благодарю вас за оказанную честь! - Она очень тщательно подбирала
слова. - Конечно, я ценю и польщена и так далее. Но ведь мы абсолютно разные
с вами! Вы не находите?.. Думаете, какая я? - Взгляд Шубина сказал, что он
думает. Она чуточку покраснела. - Нет, я очень прозаическая, поверьте! Все
мы в какой-то степени лишь кажемся друг другу... - Она запнулась. - Может,
непонятно говорю?
- Нет, я все понимаю.
- Вероятно, я несколько старомодна... Что делать? Таковы мы, коренные
ленинградки! Во всяком случае, вы... как бы это помягче выразиться... не
совсем в моем стиле. Вы слишком шумный, скоропалительный. От ваших темпов
разбаливается голова. Видите меня второй раз и...
- Третий... - тихо поправил он.
- Ну, третий. И делаете формальное предложение! Я знаю, о чем вы
станете говорить. Готовы ждать хоть сто лет. будете благоразумный, тихий,
терпеливый... Но у меня, увы, есть печальный опыт. Мне раз десять уже
объяснялись в любви...
Она сказала это без всякого жеманства, а Шубин мысленно пошутил над
собой: "Одиннадцатый отвергнутый!"
- Я вот что предлагаю, - сказала она. - Только круто, по-военному.
Взять и забыть! Как будто и не было ничего. Давайте-ка забудем, а?
Она прямо посмотрела ему в глаза. Даже не предложила традиционной
приторной конфетки "Дружба", которой обычно стараются подсластить горечь
отказа.
Шубин встал.
- Нет, - сказал он с достоинством и выпрямился, как по команде
"смирно". - "Забыть"? Нет! Что касается меня, то я всегда... всю жизнь...
Он хотел сказать, что всегда, всю жизнь будет помнить и любить ее и
гордиться этой любовью, но ему перехватило горло.
Он поклонился и вышел.
А Виктория Павловна, не вставая с дивана, смотрела ему вслед.
Слова, как это часто бывает, не сказали ей ровнехонько ничего.
Сказала - пауза. У него не хватило слов, у такого веселого балагура, такого
самоуверенного!
И что это за наказание такое! Битых полчаса она втолковывала ему, что
он не нравится ей и никогда не сможет понравиться. Разъяснила спокойно,
ясно, логично. И вот - результат!
Уж если вообразить мужчину, который смог бы ей понравиться, то,
вероятно, он был бы стройным, с одухотворенным бледным лицом и тихим
приятным голосом.
Таким был ее отец, концертмейстер филармонии. Такими были и друзья
отца: скрипачи, певцы, пианисты.
Они часто музицировали в доме Мезенцевых. Детство Виктории было как бы
осенено русским романсом. Свернувшись калачиком на постели в одной из
отдаленных комнат, она засыпала под "Свадьбу" Даргомыжского или чудесное
трио "Ночевала тучка золотая". До сих пор трогательно ласковая "Колыбельная"
Чайковского вызывает ком в горле - так живо вспоминается отец.
Странная? Может быть. Отраженное в искусстве сильнее действовало на
нее, чем реальная жизнь. Читая роман, она могла влюбиться в его героя и