"Леонид Платов. Безупречный минер" - читать интересную книгу автора

А в той торбе были сало, хлеб, смена белья, недочитанная книжка. Были!
Машинально рука тянется под брыль, к затылку. Почему-то при подобных
печальных обстоятельствах в Гайвороне принято чесать в затылке.
Да что торба! Он тотчас же забывает о ней, потому что нечто гораздо
более ужасное стряслось с ним до ее похищения.
Его не взяли на корабль!
За деревьями на площади виден бронзовый Нахимов. Он стоит спиной к
приезжему. Поза говорит сама за себя. Прославленный флотоводец
недвусмысленно дает понять, что до приезжего ему нет никакого дела.
Еще более неприветливо ведут себя львы, лежащие по обеим сторонам
лестницы. С подчеркнутым равнодушием они воротят от гайворонца свои
надменные каменные морды.
А ведь он просился даже не на самый большой корабль, крейсер или
линкор, согласен был на любой, пусть маленький, пусть катер, лишь бы тот был
военный.
В гавани, как он и ожидал, было их полно, этих военных кораблей. Все
одномастные, серые, - чтобы сливаться с морем и без следа исчезать в тумане,
это-то он уже знал. Пушки грозные торчат в разные стороны. С палубы на
причал переброшены сходни, возле них стоят вахтенные. А на мачтах - или как
там: на реях? - полощутся веселые разноцветные флаги!
Перекинув торбу через плечо, он прошел вдоль причала, не пропустил ни
одного корабля. Сердце в груди трепыхалось, как флаг. У сходней он
останавливался, стаскивал свой брыль, говорил: "Драстуйтэ!" или "Доброго
здоровья вам!" Потом долго переминался с ноги на ногу, держа брыль у живота
и ожидая, когда на него обратят внимание: по-деревенски вежливый,
терпеливый, ну вылитый белоголовый пастушок из сказки.
Его наконец замечали. Матросы, свободные от вахты, перевешивались через
поручни, вступали в разговор. Выяснялось, что на корабле юнга не требуется.
Разговаривали, однако, дружелюбно, советовали малость обождать, подрасти, а
ведь это дело нехитрое: надо лишь вернуться домой и побольше есть борща и
галушек, не заметишь, как и вырастешь.
Он печально кивал, потом брел к следующему кораблю.
Так прошел весь причал, и ни разу с корабля не раздалось долгожданное:
"А хлопец вроде бы ничего себе. Вахтенный у трапа, пропусти!"
Да, тут хочешь не хочешь, а зачешешь в затылке!
Но даже стоя в этой бесславной позе на ступенях Графской пристани,
Мыкола Григоренко ни секунды не думал о том, что из затеи его ничего не
вышло и надо возвращаться домой в Гайворон.
Покинуть море, корабли? Невозможно! Особенно сейчас, после того, как он
их увидел...
Мыкола ощутил толчок в плечо. Сжав кулаки, он обернулся. Опять эти...
пятнистые?
Нет. На лестнице стоит хлопец примерно одних с ним лет, с совершенно
круглым, очень веселым лицом. Вначале, однако, понравилось не лицо. Внимание
Мыколы привлекли сапоги. Правильнее даже назвать их ботфортами. Они были
великолепны - непомерно длинные, настолько длинные, что верхнюю часть их
пришлось вывернуть наизнанку и с небрежной лихостью спустить раструбом на
икры. Ботфорты делали круглолицего похожим на Кота в сапогах. Это
располагало к нему.
Но Мыкола, к сожалению, произвел на него менее благоприятное