"Леонид Платов. Концентрат сна" - читать интересную книгу автора

меркнущего сознания чьи-то слова о Лете, реке забвения. Быть может, это и
дало толчок его сновидениям? Звуки голосов стали глохнуть, точно удаляясь,
и вскоре слились в ритмический гул, который был, по-видимому, только слабым
биением его собственного пульса.
Сейчас самочувствие его было прекрасно: он совсем не ощущал своего
тела. Дышалось легко. Воздух был чист, холодноват, и он вдыхал его с
жадностью, как будто поднялся только что на гребень горы.
Он подумал, что друзья перевезли его в горный санаторий, куда-нибудь в
Теберду или Абастумани, и открыл глаза.
Над ним в бездонной глубине ласково мерцали звезды, мириады звезд. Не
будучи силен в астрономии, он с некоторой гордостью отыскал знакомый ковшик
Большой Медведицы. Усыпанные сверкающим инеем раскидистые ветви Млечного
Пути осеняли его, и некоторое время он лежал неподвижно, собираясь с
силами. Потом медленно повернул голову.
Там, где он ожидал увидеть стену, не было ничего. За белой скамьей и
столом, на котором стояли лекарства, начиналась пустота. Озаренные бледным
светом звезд, тихо покачивались верхушки кипарисов и смутно чернела
громада, которая показалась Гоицову памятником.
Только вглядевшись пристальнее, он понял, что и потолок и стены его
комнаты были сделаны из стекла или материала, подобного стеклу.
Недоумевающий, встревоженный, Гонцов сделал попытку приподняться.
Необычность всего увиденного на секунду расколола его смятенное сознание.
Кто же проснулся только что в этой стеклянной комнате?
- Зеркало, если есть, пожалуйста,- прошептал он нагнувшимся к нему
людям в белых халатах.
Зеркало задрожало в руке. Краем глаза он охватил всю страшную худобу
своей руки -кость, обтянутую пергаментно-желтой кожей, и долго, не
отрываясь, смотрел в зеркало. Со стороны, быть может, это было похоже на
встречу после очень долгой разлуки.
Лицо Гонцова осунулось и постарело. В черных волосах кое-где
протянулись белые нити, щеки запали. Зато живые, блестящие глаза были
молоды по-прежнему, и по ним он тотчас узнал себя.

Глава пятая

Первый день после пробуждения тянулся для Гонцова нескончаемо долго.
Его взвешивали, измеряли, выстукивали. Его просили вздохнуть,
кашлянуть, привстать, присесть. Врачи с серьезными, озабоченными лицами
ходили вокруг, деловито помахивая стетоскопами и негромко переговариваясь.
При других обстоятельствах Гонцов не утерпел бы и вмешался в их
ученый, пересыпанный латынью разговор.
Первую фазу эксперимента, во всяком случае, он мог описать во всех
подробностях, так как наблюдения над собой проводил до самого начала
летаргии.
Сейчас, однако, ответы его были рассеянны и кратки.
Покорно подставив грудь выслушивавшему его врачу, Гонцов смотрел в
сторону, туда, где за стеклянной стеной зеленел удивительный мир, в котором
предстояло ему жить.
- Доктор,- повторял он, упрашивая и одновременно сердясь,- мне бы
встать уже, а, доктор?