"Андрей Платонов. Одухотворенные люди (Сб. "Течение времени") " - читать интересную книгу автора

Фильченко пошел далее по своему делу. "И мои две сестренки тоже играют
где-нибудь теперь в смерть на Украине, - подумал политрук, и в душе его
тронулось привычное горе, старая тоска по погибшему дому отца. - Но,
должно быть, они уже не играют больше, они сами мертвые... Нужно отучить
от жизни тех, кто научил детей играть в смерть! Я их сам отучу от жизни!"
За насыпью Дуванкойского шоссе четверо моряков рыли могилу для комиссара
Поликарпова.
Одинцов перестал работать:
- Комиссар говорил, что мы для него - вс╕, что мы для него - Родина. И он
тоже Родина для нас. Не буду я его в землю закапывать.
Одинцов бросил саперную лопатку и сел в праздности.
- Это неудобно, это совестно, - говорил Одинцову Цибулько. - Надо же
спрятать человека, а то его завтра огонь на куски растаскает. Потом мы его
обратно выроем - это мы его прячем пока, до победы!.. Неудобно, Даниил!
Но Одинцов не хотел больше работать. Паршин и Цибулько отрыли неглубокое
ложе у подножья насыпи и положили там Поликарпова лицом вверх, а зарывать
его землей не стали. Они хотели, чтобы он был сейчас с ними и чтобы они
могли посмотреть на него в свой трудный час. Мертвую отбитую левую руку
моряки поместили вдоль груди комиссара и положили поверх нее, как на
оружие, правую руку.
После того Одинцов приказал Паршину и Цибулько спать до рассвета.
Красносельский, как выздоравливающий, спал уже сам по себе и всхрапывал во
сне, дыша запахом сухих крымских трав. Паршин и Цибулько легли в уютную
канаву у подошвы откоса, поросшую мягкой травой, свернувшись там
по-детски, и, согревшись собственным телом, сразу уснули.
Одинцов остался бодрствовать один. Ночь шла в редкой артиллерийской
перестрелке; над городом сиял страшный, обнажающий свет врага, и до
утренней зари было еще далеко.
Наутро снова будет бой. Одинцов ожидал его с желанием: все равно нет жизни
сейчас на свете и надо защищать добрую правду русского народа нерушимой
силой солдата. "Правда у нас, - размышлял краснофлотец над спящими
товарищами. - Нам трудно, у нас болит душа. А фашист, он действует для
одного своего удовольствия - то пьян напьется, то девушку покалечит, то в
меня стрельнет. А нас учили жить серьезно, нас готовили к вечной правде,
мы Ленина читали. Только я всего не прочитал еще, прочту после войны.
Правда есть, и она записана у нас в книгах, она останется, хотя бы мы все
умерли. А этот бледный огонь врага на небе и вся фашистская сила - это наш
страшный сон. В нем многие помрут, не очнувшись, но человечество
проснется, и будет опять хлеб у всех, люди будут читать книги, будет
музыка и тихие солнечные дни с облаками на небе, будут города и деревни,
люди будут опять простыми и душа их станет полной". И Одинцову
представилась вдруг пустая душа в живом, движущемся мертвяке, и этот
мертвяк сначала убивает всех живущих, а потому теряет самого себя, потому
что ему нет смысла для существования и он не понимает, что это такое, он
пребывает в постоянном ожесточенном беспокойстве.
Одинцов стоял один на откосе шоссе и глядел вперед, в смутную сторону
врага. Он оперся на винтовку, поднял воротник шинели и думал и чувствовал
все, что полагается пережить человеку за долгую жизнь, потому что не знал,
долго или коротко ему осталось жить, и на всякий случай обдумывал все до
конца.