"Элизабет Питерс. Ночной поезд в Мемфис ("Вики Блисс" #5)" - читать интересную книгу автора

действительно можно было принять за Джона. Он был удлиненной и размытой
версией Великого Джона Смита - выше ростом, худее, с пепельными волосами и
бледно-голубыми глазами. С великолепно-снисходительной улыбкой
Фоггингтон-Смит сообщил нам, что, как только Фейсал закончит свое
вступление, он прочтет лекцию о Саккаре, где нам предстояло побывать на
следующий день.
Фоггингтон-Смит отступил в сторону, и у Фейсала, который во время его
речи едва скрывал холодно-неприязненный взгляд, на лице снова появилось
очаровательное выражение, с коим он и представил доктора Элис Гордон,
которой предстояло просвещать нас по вопросам эллинистического Египта.
Доктор Гордон встала и приветливо подняла руку, но скромно осталась на месте
за столиком в конце зала. Это была пухленькая маленькая женщина с копной
непослушных волос, в очках с толстыми стеклами.
Корабль, вне всякого сомнения, был перегружен экспертами или по крайней
мере докторами наук. Когда назвали мое имя, я последовала примеру доктора
Гордон: встала и тут же села со скромной улыбкой, без комментариев.
Меня представляли последней. Пока несколько членов команды
устанавливали диапроектор, в зале поднялся гул голосов. Свит воскликнул:
- Значит, вы - доктор Блисс! Это честь для нас. Обожаю исламское
искусство. Скажите...
Я поспешно вскочила:
- Простите, джентльмены, я выйду покурить, пока не началась лекция.
Подождите меня здесь. Я скоро вернусь.
Еще несколько грешников последовали за мной. Во время лекций в зале
курить не разрешалось; в другое время для курения было предназначено
местечко у самой двери, ведущей на палубу. Я похвалила себя за то, что, дабы
выйти из неловкой ситуации, сообразила притвориться разделяющей привычку,
которую в обществе воспринимают нынче примерно так же, как плевки на глазах
у всех. Минуя остальных прокаженных, тесно сгрудившихся и занявших круговую
оборону у самых перил, я отошла подальше и очутилась в одиночестве. Но
ненадолго.
- Вы позволите? - произнес слишком знакомый голос. Перед моим носом из
пустоты материализовалась зажигалка. Рука, державшая ее, была мне также
хорошо знакома, хотя на сей раз вид имела не столь безмятежный, как обычно:
суставы покрылись ссадинами. Вероятно, он ударился о пирамиду или еще обо
что-то в том же роде. А может, врезал кулаком по чему-нибудь? Неужели я
все-таки поколебала это показное хладнокровие так же, как он - мое? Хотелось
бы так думать. Снова взяв себя в руки, я втянула дым, закашлялась и
оглянулась.
- А где Шмидт? - спросил Джон.
Я надеялась, что он захочет поговорить на личные темы, и тщательно
подготовила саркастические (но очень холодные) ответы на вопросы, которые,
как я полагала, он мне задаст. Напрасно старалась. Мне бы надо было знать,
что он не начнет с чего-то обычного вроде: "Что ты здесь делаешь?" Пойманная
врасплох, я чистосердечно ответила:
- Он в Амстердаме. Какой-то богатый голландец собирается предложить
музею свою коллекцию старинных украшений.
- А, очень хорошо, - довольно откровенно обрадовался Джон и перевел
взгляд с моего лица на вырез платья. Я машинально прикрыла рукой медальон.
Губы Джона искривились. Это была одна из самых глумливых его усмешек.