"Элизабет Питерс. Крокодил на песке ("Амелия Пибоди") " - читать интересную книгу автора

случая мы с Пьеро отлично поладили. Я наняла его вовсе не потому, что мне
требовался переводчик, а чтобы он таскал мои вещи, бегал по моим поручениям
и выслушивал мои разглагольствования.
Знанием языков, как, впрочем, и средствами, позволявшими мне
путешествовать, я обязана покойному отцу, который был ученым и знатоком
древностей. В нашем маленьком городке кроме учебы заняться было нечем, а
меня интересовали языки - как живые, так и мертвые. Папочка же отдавал
предпочтение мертвым. Он всецело посвятил себя прошлому и лишь временами
выныривал оттуда, чтобы, прищурившись, посмотреть на меня и изумиться, как
я выросла с тех пор, когда он в последний раз заметил мое существование. Мы
вполне были довольны нашей совместной жизнью; я младшая из шести детей, мои
братья значительно старше меня и давно покинули семейное гнездо. Из братьев
получились отличные коммерсанты и профессионалы своего дела; они раз и
навсегда отвергли отцовские научные занятия. Таким образом, лишь я одна
служила опорой нашему родителю на склоне лет. Как я уже сказала, такая
жизнь меня вполне устраивала. Но пусть читатель не воображает, будто я не
имела никакого понятия о практической стороне жизни, Папа питал к ней
стойкое и непреодолимое отвращение, а потому ругаться с пекарем и
торговаться с мясником приходилось мне, что я с удовольствием и вполне
успешно проделывала. Так что после нашего мясника мистера Ходжкинса с
маленьким Пьеро у меня не возникло никаких хлопот.
В конце концов отец умер, если можно употребить столь конкретное слово
к тому, что с ним произошло. Скорее уж он постепенно увядал или у него
кончался завод. Слух, пущенный нахальной экономкой, будто он на самом деле
умер за два дня до того, как это заметили, является наглым преувеличением.
Должна, однако, признаться, что я затрудняюсь установить точный момент
смерти. Папа полулежал в большом кожаном кресле и, как я полагала,
размышлял. Внезапно, словно повинуясь какому-то предчувствию, я нагнулась к
нему и увидела в его остекленевших глазах то же выражение легкого
недоумения, с каким он всегда смотрел на меня. Думаю, это была достойная и
спокойная кончина.
Никто не удивился, что всю собственность отец оставил мне,
вышеупомянутой опоре и единственной из его детей, у кого не было
собственного дохода. Братья восприняли это известие вполне терпимо, как до
этого вполне терпимо воспринимали мою преданность папе. Взрыв произошел
лишь после того, как стало известно, что этой собственностью является не
какая-то жалкая сумма, а состояние в полмиллиона фунтов. Они допустили
обычную ошибку, полагая, будто рассеянный ученый обязательно должен быть
непроходимым глупцом. Нежелание моего отца склочничать с мясником было
вызвано вовсе не неумением, а отсутствием интереса. Зато вопросы, связанные
с вложением капитала, биржей и прочими таинственными материями, его очень
интересовали. Свои финансовые дела наш родитель вел чрезвычайно скрытно и,
к всеобщему изумлению, скончался весьма состоятельным человеком.
Как только этот факт обнаружился, произошел взрыв. Мой старший брат
Джеймс опустился до того, что принялся кричать, будто отец на старости лет
сошел с ума, а я, мол, воспользовавшись его невменяемым состоянием,
втерлась к нему в доверие. В спор пришлось вступить мистеру Флетчеру,
нашему семейному адвокату. После скандала, учиненного Джеймсом, ко мне
потянулась вереница заботливых племянниц и племянников. Они наперебой
заверяли в своей преданности, которая последние десять лет выражалась в