"Борис Письменный. Вылет из Квинска" - читать интересную книгу автора

бельевом шкафчике прятался расползающийся по листочкам учебник Алеф-Милим,
напечатанный там.
Корша забавляло, что соседи, не разбираясь еще в сущности дела,
говорили: - Хорош ваш зятек, под Фиделя канает - весь как есть в бороде.
- На здоровье, - считал Дарий, глядя как человек изменяется на глазах.
Додик с его ипохондрией, отказывался прежде спускаться в метро, заявляя, что
'отключается в душном подземелье среди бездушной толпы';а однажды, когда
дикгор произнес: - Кропоткинская - следующая станция. Двери закрываются-.
Додик побледнел, рванулся и, растолкав пассажиров, выскочил на перрон. В
кино он принципиально садился на самые крайние места, ближе к выходу, и,
когда был аншлаг на Королеве Шантеклера и таких мест не оказалось, Додик в
темноте зала начал сдавать и судорожно глотать воздух. Чудом явилось
спасение - какой-то грузин сзади резанул сквозь зубы: - Кыш, кацо, нэ
вэртыс. Сиапонтист, шени деда! Додик затих и неподвижный досмотрел фильм до
конца.
Потом он объяснял, что, кажется, грузин раскрыл его, определив
сионистом, может быть, заметил его ермолку, спрятанную под кроличьей
шапкой-ушанкой. Друзья-хаверим по ивритскому кружку успокоили, что его
назвали безобидным 'понтистом' (с понтом под зонтом, сам под дождем), и,
что, по всей вероятности, слежка органов за Додиком еще не установлена. К
подаче документов на выезд, Додик уже был ветераном движения Отпусти Народ
Мой.. Он консультировал колеблющихся и иногородних. Его искали диссиденты из
Баку и Кишинева, тайно приезжавшие в Москву ддя выяснения рыночного
соответствия курса доллара, рубля и, заодно, - шекеля.
Всем Коршам в визе отказали - по нецелесообразности, потом по причине -
без причин, потом объяснения иссякли, как говорилось, контора справок не
дает. Балкопа, подав гораздо позже, получил документы без запинки и улетел.
Дарию начала сниться заграница; она ему виделась в блоках яркой цветной
карамели; знакомые ему люди бегали вприпрыжку между ними по солнечным
аллеям, размахивая руками и запуская в небо большие шары. Звука во сне не
было.

К прибытию Коршей в Нью-Йорк заграница была полна соотечественников. Им
все спешили дать советы - где берутся фудстампы, как отовариться бесплатной
ортопедической обувью, которая прекрасно носится, как обычная. Дарий ходил
очумелый, не вполне понимая, что ему пытались продемонстрировать старожилы -
их автомобили, несколько машин на семью, кондоминиумы и максимумы -
собственные дома размером со спальный корпус профсоюзного санатория. Что ни
день - пировали и чокались, как раньше, но, тогда - на проводах, теперь -
при встрече. Выходя в туалет, Дарий отмечал растерянную идиотскую улыбку,
приклеенную на его физиономии. В те дни он не знал как ответить на
обязательный к нему вопрос - что поражает его больше всего? Он пожимал
плечами и терялся, потому что, стыдно сказать, поражало его разве что
его собственное, глуповатое очевидное откровение: - Я, Дарий, в Америке! В
той самой...

Балкопа таскал его, конечно, и в Брайтон-Бичские рестораны. Ну, там-то
Дарию казалось, что он уже бывал; еще задолго до войны, когда отца назначили
завотделением в киевском военном госпитале. Оглядываясь по сторонам, Дарий
узнавал знакомые картины - вот, скажем, эти налитые мужчины за угловьм