"Борис Письменный. Вылет из Квинска" - читать интересную книгу автора

В свои активные годы Дарий научился планировать время, не паниковать от
неожиданно сваливающихся забот, когда, казалось, он должен был всем и
каждому; в скоротечении дня, надо было успеть, не забыть; и все равно
что-нибудь забывалось; и ночью его преследовало чувство вины и массы
обязательных поручений на завтра. Теперь же, на шестом году нью-йоркской
жизни никто не нуждался в Дарии; никому не было до него дела. За исключением
редких казенных извещений даже собственное свое имя он почти не встречал; на
письмах стояла оскорбительная пометка - 'для настоящего резидента', т.е.
безразлично - кто проживает по данному адресу; в пустую квартиру принесут то
же самое. Будто из чувства противоречия, чем безнадежнее, тем настойчивей,
Дарий ожидал почтальона, почему-то отчаянно веря, что придет послание лично
ему, Дарию Коршу, и сдвинет с места его буксующую жизнь. Это не будет
филькина грамота о грядущем выигрыше миллиона, которая производится
компьютером, безразлично пожирающим адреса из телефонной книги; не будет
предложение 'почти даром' купить загородное поместье или за пустяковый
начальный взнос включиться в идиотскую лотерею - свипстейк. Это будет
аккуратный плотный конверт с именем Дария, написанньм от руки, с личным к
нему обращением. Нужно только дождаться.

В промозглую погоду Дарий был вынужден маневриривать на лестничной
клетке вокруг окна, единственного, из которого наискосок просматривались
доступы к подъезду. Этот вариант был обременителен: мало того, что на дворе
холод, дождь или снег, в придачу нужно было придумывать достойную
мотивировку для стояния на лестнице. Мимо ходили многодетные пуэрториканцы,
игнорирующие лифт; гонялись за кошкой две придурковатые сестрички из
Мелитополя; проползала по стене, ломаясь на углах, тень согбенного румына,
всегда в одном и том же поблекшем плаще.

Дарий брал специально на такой случай заготовленную сигарету или
неправдоподобно тщательно гуталинил башмак или просто медлил, стоял, как бы
машинально задумчивый. В воздухе витали густонаперченные запахи
латино-американского чили; приторным несло из негритянской квартиры, откуда
утробно бухал транзистор и догоняла самое себя бесконечная сиплая
скороговорка рэп-данса. Часто, войдя в роль, Дарий в самом деле впадал в
ступор и очухивался только тогда, когда за окном было черно. В чайном ореоле
парадного освещения отражался в стеклах его неясный силуэт. Искрила реклама.
Дарий тут же сбегал вниз, к ящикам, и, если опять не оказывалось для него
личной почты, хуже обыкновенного скребло на душе, как от злостного
невезения. То ли от возраста и неприкаянности, то ли от неопределенности
существования в немоте иноязычного мира, только теперь обычно невозмутимый,
рассудительный Дарий все воспринимал исключительно болезненно, будто уколы
для его личного самолюбия, - вот и почтальона проглядел и даже проспекты
растащили или, что тоже не слава Богу, вместо негра прибегала мелкая
девчонка с металлической скобой на хомячих зубах. Ее Дарий отказывался
считать настоящим почтальоном. Будь его воля, он никогда не позволил бы
такой пигалице подменять солидного служащего. Вдобавок ко всему, Дария не
могло не раздражать, что девчонка, не говоря ни слова, таращилась куда-то
совсем мимо него с испугом или с чем-то таким, что Дарий чувствовал себя
привидением, неприлично старым или, черт еще знает кем, способным напугать
человека.