"Владимир Пирожников. На пажитях небесных" - читать интересную книгу автора

милосердию, с такой надрывной кротостью опустилась к моим ногам, прощая
все, растоптанное мною, что мне, впервые за много месяцев, сделалось
стыдно. В отчаянии я убежал ото всех и несколько дней просидел неподвижно,
размышляя, что же мне делать. И вот, как-то очень спокойно и просто, я
решился на последний эксперимент. Я искренне возрадовался, когда,
всесторонне обдумав его, увидел, что он и в самом деле будет последним.
Этим экспериментом стала программа "Смерть".
Да, я с потрясающей отчетливостью понял: единственно неопровержимо
ясная вещь - смерть. Что может быть бесспорнее, нагляднее смерти? Истина,
любовь, справедливость, порядочность - все эти размытые, неотчетливые
понятия не годились для эксперимента с самого начала, ибо они были
безграничными не только для компьютера, который мог ухватить в них только
сотую долю смысла, но и для меня. Я понял, в чем состояла моя
принципиальная ошибка: цели для эксперимента были поставлены неверно. Как
я мог проверить, действует ли моя система, если сам не знал до конца
содержания задачи? Ведь чтобы смоделировать на компьютере истину, надо
точно знать, что такое истинам Чтобы смоделировать любовь, надо твердо
знать, что такое любовь. Лишь имея строго определенные понятия об этих
вещах, я мог соотнести их как мерку с тем, что построил компьютер, и
подвести итог. Но размытые понятия потому так и называются, что
человечество за всю свою историю не сумело установить их окончательного
смысла и точных границ. Теперь меня могла выручить только смерть.
О, смерть занимает в иерархии человеческого духа совершенно особое
место. Понятие о ней так же размыто и неопределенно, как и о прочих
основах бытия, но смерть отличается от всех них тем, что наряду с
многозначностью и неопределенностью своего содержания она имеет один
совершенно точный - физический смысл. Истина, любовь, добро, совесть - все
это бесплотно и неощутимо. А смерть в ее физическом смысле как отсутствие
жизни наглядна и проста, ее невозможно оспорить. Есть она или ее нет -
видно сразу.
Я понял, что итогом эксперимента по программе "Смерть" должен стать мой
собственный труп. Вот когда меня компьютер со света сживет, тогда уж не
поспоришь, тогда всякому видно будет, что моя система работает. Ведь не
сам же я в петлю полезу! Пусть компьютер поохотится за мной, а я буду от
него убегать, изощряться в уловках, путать следы. Пусть в вычислительных
комплексах МИНИКСа кружит программа моего убийства, пусть интегральный
мозг Пояса будет подстраивать мне ловушки, пусть он попытается предугадать
мои действия, рассчитать мои поступки, _вычислить_ меня! Тогда посмотрим,
кто кого, и сможет ли человек сказать, что он до конца не познан
компьютером. А если познан и если благодаря этому мы сможем скоро запросто
моделировать себе земной рай, устраивая жизнь по любому вкусу, то пусть
моя дьявольская система умрет вместе со мной!
Вот как выглядел мой замысел, комиссар. Так что, говоря вашим языком,
вовсе не убийство Минского запрограммировал я в МИНИКСе, а самоубийство.
Вернее, эксперимент на себе. Любой ученый, по-моему, имеет на это право.
Вас, наверное, интересует, как идет этот эксперимент. Да-да, идет - я ведь
жив, значит, игра с компьютером продолжается! Моменты этой игры вы и
наблюдали в последнее время на биостанциях. Почему биостанции? Сейчас
объясню.
Когда компьютер приступил к реализации программы "Смерть", у меня душа