"Вера Пирожкова. Потерянное поколение: Воспоминания о детстве и юности " - читать интересную книгу автора

вероятно, маленьким ребенком видела.
Математика стала в семье традицией. Мой отец бы математиком по
призванию. Он жил в свое студенческое время в квартире старшего брага,
помогал ему в издательских делах и, между прочим, блестяще закончил
университет. Но второй брат, Алексей Васильевич, мягкий и безвольный, стал
жертвой семейной традиции. Его тянуло к искусству и литературе. Он был
прекрасным пианистом-любителем и, без сомнения, мог бы поступить в
консерваторию. Или, если в университет, то на славистику. Но, не решаясь
прервать традицию, установленную даже не отцом, а страшим братом, он
поступил на математический факультет и, занятый издательской работой брата,
чуть не застрял совсем в своем учении. Младший брат, Владимир Васильевич,
гораздо более решительный, приехал в тот же Петербург, в ту же квартиру
Михаила Васильевича и потупил на тот же математический факультет.
Осмотревшись и увидев, что старший брат слишком загружает Алексея
издательской работой, а тому и так математика дается с трудом, он просто
снял отдельную квартиру, пришел домой и сказал Алексею: "Собирай свои вещи,
мы переезжаем". Тот покорно собрал вещи и, вероятно, лишь потому
благополучно, хотя и с затратой большого труда, закончил университет.
В советское время Алексей Васильевич преподавал математику в каком-то
техникуме в Смоленске. Оба брата и старшая сестра вернулись в Псков. Другие
сестры и не уезжали. В советское время у них были крохотные квартирки, все в
прилегавших друг к другу небольших домиках, выходивших окнами в один и тот
же двор. Получилось настоящее "гнездо", избавившее моих родных от многих
неприятностей с чужими соседями. Несмотря на то, что младший брат,
математик, был у него под рукой, Алексей Васильевич писал регулярно длинные
математические письма моему отцу, так как он часто не справлялся сам с теми
заданиями, которые должен был дать своим ученикам. Мой отец терпеливо решал
их и писал брату объяснения.
В семье моего отца, среди его братьев и сестер, господствовала типичная
русская интеллигентская петербургская атмосфера. Получили ли они эти задатки
уже в своей семье - мои бабушка и дедушка с отцовской стороны умерли, когда
меня еще не было на свете, - или приобрели в студенческие годы в Петербурге,
не могу сказать. Непрактичность в житейских делах, высокая мораль, почти
ригористическая гуманность, интеллектуальная честность и гражданское
мужество мало приспосабливали к жизни в советских условиях. И если они
уцелели, то лишь благодаря своему сугубо неидеологическому, абстрактному
предмету - математике; советским пропагандистам было невдомек, как можно
включить в урок математики коммунистическую или атеистическую пропаганду. А
специалисты царского времени еще были нужны. Нельзя было выбросить всех.
Интеллектуальная честность и гражданское мужество были присущи моему
отцу в высшей степени. Одна сцена моего детства до сих пор стоит перед моими
глазами. Мне было тогда 6 лет. Как случилось, что я осталась в комнате, уже
не помню. Но хорошо помню высокого детину, пришедшего к моему отцу с
угрозами. Это был один из выдвиженцев. Выдвиженцами в 20-е годы назывались
бывшие партизаны, активные коммунисты и комсомольцы, которых власть за
политические заслуги посылала в разные учебные заведения, чаще всего в
техникумы. Так хотели создать новых, преданных власти специалистов.
Некоторые из них были способны и могли учиться. Но многие владели лучше
винтовкой, шашкой или примитивными пропагандистскими фразами, а "грызть
гранит науки" приспособлены не были. Однако преподаватели, в большинстве