"Таисия Пьянкова. Черная барыня" - читать интересную книгу автора

Таисия Пьянкова

Черная барыня

Ах, ты, смерть,
ты хозяйка радушная,
всех ты, смерть,
привечаешь, всех жалуешь:
и старых, и малых,
и болявошных,
и скупых, и глупых,
и стоумовых...

Причет на похоронах

Ну и что же? А то, что, бывает, и черт помогает. Наступило времечко -
отдала, сатане душу вдова купца Сигарева, Алевтина стал-быть Захарьевна. Да
не беда, что померла, беда - страху навела. Ох же и досталась ей смертушка
лютая - сохрани нас и помилуй, царица небесная!
А вспомнить?
Ох, какой раскрасавицей заявилась эта Алефа в село Раздольное! В то
самое село, которое и доныне прислушивается ночами, не черная ли барыня
бродит под окнами...
Перед Алефиной красотою тогда даже собаки рты поразевали. И никто из
ротозеев не опомнился тогда спросить-узнать, из какого-такого теста,
чьим-таким неземным умением сотворена да выпущена в мир божий столь
колдовская пригожесть, что и вздохнуть-то при ней глубоко казалось опасным:
вдруг да атласная белизна кожи ее отпотеет да померкнет?! Ой, какая большая
досада получится! Не лучше ли маленько затаиться да потерпеть?
Но не больно-то долго выпало селянам любоваться Сигарихиными
прелестями. Скоро им самим глаза испариной позатянуло - настолько сквозно
понесло от красавицы студеным ознобом. Недели путевой не минуло, а народ уже
успел понять, что берестяная белизна Сигарихина тела натянута на ледяную
болванку ее души.
Как она лопала в Раздольное? В Раздольное доставил ее уже упомянутый
купец Сигарев, Кузьма Никитич. Женою доставил, а не какой там шабалою[1]. Он
же раскрасавицу свою Алефу умудрился на свою голову отыскать где-то ажно под
горою Белухою, что высится посреди синего Алтая.
Близ той Белухи, по приискам, Кузьма Никитич всею куплей-продажею
заправлял. Он вообще-то, купец Сигарев, от самой Катуни до Сосьвы, и ниже
Сосьвы, пользовал товарами все Приобье. А она, Алевтина Захарьевна, не будь
дурою, взяла и охомутала богатого мужика. Сигарь к тому времени вдовцом
ходил. Хорошую жену похоронил. Страдал как умел, Алефа его и приголубила.
Новой, однако, Сигарихе было желательно ходить под богом состоятельной
вдовою, нежели под взглядом захворавшего великой ревностью Кузьмы Никитича
каждодневно изображать полное смирение.
Да-а. Баба захочет, и Господь не отстрочит.
Так оно и получилось.
Вечор купец Сигарев жил-здоровал, а поутру купца да воробей склевал.
Был да сплыл Кузьма стал-быть Никитич. Будто бы спорые до дела руднишные