"Таисия Пьянкова. Черная барыня" - читать интересную книгу автора

старатели взяли да и смыли его с лотка в протоку пустой породою.
А подкузьмила Кузьму его же любимая забава. Нравилось Сигарю заводить в
парной бане гулянку.
И ничего тут не поделаешь. Ведь исстари подмечено, что всяк своей
охотою дурак. Она и у Кузьмы Никитича имелась, своя шаль. Накатывала шаль на
купца всякий раз да в жаркой бане. Пар что ли ему густой на бешеное место
давил? Обычно тороватый Сигарь вдруг да начинал хорохориться перед голыми
гостями, схватывался за ковш - кипятка черпать... Сыпались тогда сорюмашники
его через порог да оборванными бусами скакали-рассыпались по задворному
бурьяну. Хозяин же вдогонку им разбойно свистал да горланил во все горло:
- Э-эй! Шерстоногия! Не зацепитесь...
Ну и дальше чего-прочего советовал. Такие порой наказы выдавал, какие
не всякому слушать полезно.
Разгонит этак Сигарь хмельную компанию, сам воротится в парильню да
свалится дрыхнуть на высокий полог. И не приведи тогда Господь сунуться кому
до Кузьмы Никитича с делом каким неотложным - захлестнет, имечка не спросит!
Обычно отходил он от "парильни" своей жаркой только лишь поутру. В
просторном предбаннике полным черпаком заливал в себя загодя припасенной
медовухи, хакал так, ровно слегу через колено ломал, затем одевался, топал
прямиком на кухню, где ждали его дымные щи да круто заваренный чай. После
щей да чаю долго сидел купец, отдувался, с короткими смешками встряхивал
косматой головою; похоже, выгонял из нее память о вчерашней потехе...
А на этот раз, когда случилось непоправимое, уже и медовуха в
предбаннике скисла, и щи в кухне ледком подернулись, и чаек сдох - Кузьма
Никитич все не поднимается с полка, все не хакает над пустым ковшом, не
встряхивает буйной головушкой... Что же затишье это самое значит? Как же это
самое затишье толковать?
- Господи, помилуй и пронеси,- шушукается по углам испуганная дворщина.
Алевтина ж Захарьевна, не перетерпевши ожидания, вдруг да посылает
увертливых приказчиковых двойнят заглянуть в парильню:
- Прошмыгните-ка, быстрые, узнайте. А я вам по денежке подарю...
Побежали шустрые, прошмыгнули-глянули. И повело у них у обоих глаза
враскос. Оказалось, что лежит Кузьма Никитич врастяжку, не дышит - спекся
купец на сырой полке.
Засуетилась, забегала дворщина, запричитали бабы, загудели мужики:
- Очадел наш батюшка Кузьма Никитич. Угорел, кормилец. Осиротил молодую
женушку...
Да чтоб бы вы все полопались от жалости!
"Сирота", конечно, не высказалась вслух. Она лишь только глянула на
скорбящих жутким своим глазом, но все сразу же услыхали, как жикает по двору
осенняя мухота...
Ну а потом?
Потом обнаружилось, что банная труба завалена дерниною. И место, где
чье-то злое усердие острым заступом вырубило подходящий для трубы пласт,
отыскалось. Тут же, сразу за пригоном.
Только прок-то какой с того, что отыскалось? Рук-то своих за пригоном
злодей не оставил. Ну, а без улик и корова - бык. Выходит, что поймали -
охапку ветра. Вот и суди тут, гадай, хоть пень бодай. Толку-то.
Купец Сигарев, будучи когда не первым, то уж далеко и не последним на
сибирской стороне торговым хозяином, случилось, за немалую жизнь свою