"Таисия Пьянкова. Тараканья заимка (Сб. "Время покупать черные перстни")" - читать интересную книгу автора

теперь ему предстоит долгое сытное безделье.
Обычно Толба бушевала никак не меньше недели, а то и за полный десяток
дней затягивался ее приступ. И какие бы мостки да переправы прежде паводка
ни городились через нее, всегда и все сносилось подчистую. Так что, в
разливанную пору, человека на другую сторону реки сумел бы переправить
разве что нечистый дух. Вот и теперь получалось, что дружная подвижка
весны, всем как есть определившая свою долю восторга, одному лишь, и без
того горестному Корнею, поднесла крупную дулю: подсунула на долгий
прокорм, вдобавок к родному паразиту, еще целый пучок дармоедов.
Такая нежданная забота осозналась Мармухою сполна за то время, покуда
стоял он на берегу да, забывши о реке, глядел-видел, как следом за
Мокшеем-балалаешником вытрухивал из-за молодых елок толстозадый брат Тиша
Глохтун. Позадь его дробил снег быстрыми ножками Нестер Фарисей. Из-под
его легкого венца волос, неприкрытых шапкою, этаким пистолетным дульцем
торчал заложенный за ухо грифелек.
Последним из-за ельника выбросил медленные свои ходули Прохор-Богомаз.
Этот не ликовал. На его бородатом лице была образована полнейшая досада
человека, оторванного от любимого дела. За такую вольность он сразу и
откровенно невзлюбил весеннюю Толбу, потому и взялся швырять в нее все,
что подворачивалось под его нервную, сухую руку. Однако же из-под
насупленных его бровей время от времени сверкали огоньки жадного
любопытства, оттого-то представлялось, что этот Дикий Богомаз и в самом
деле живет за глухою ширмою. Живет для того, чтобы разглядывать через
дырочку тайны чужих жизней.
- Пфу! - плюнул Корней в сторону, и не захотелось ему любоваться даже
Толбою.

Своей скотины Корней Мармуха не держал. За его золотые руки люди
нанашивали в дом всякого корму вдосталь. В амбарчике у него, но
ларям-сусекам, можно было полною пличкою9 подхватить сколь потребно и
муки, и крупы всякой. В кладовке, с крученой снитки, за потолочный крюк
зацепленной, можно было срезать и кругалек угодной колбасы, и рыбью
вяленую либо копченую штуку, снять со стены тяжелую снизку сухого
боровика. Пожелаешь, заходи в просторный ледник, бери чего душа пожелает:
вот тебе шматок сала с чесноком, вот кус грудинки наваристой, вот и филей
- тонкий ли, английский ли; хочешь- баранина молодая; гусятинки пожелал -
найдется и гусятинка. Тут определен лагушонок с мороженой клюквою, там -
брусника на меду. В погребке - капуста, редька, прочие огородные коренья...
Одним словом, о том, как перебыть ему завтрашний день, Корней не вздыхал.
Было чего и в печатном штофаре поставить в престольный праздник перед
желанным гостем.
Ну так перед желанным.
А какое желание могла вызвать в его душе Тихонова шатия-братия? Однако ж в
народе на такой случай говорится: терпи нуду - не скликай беду.
Воротился Корней на заимку - зеркало в клетухе как висело, так и висит.
Тут Мармуху и осенило: покуда поутру носило его вкруг дома, подговорщики
Тихоновы и успели овальную позолоту на стену пристроить.
Ну что ж. Ладно. Повиси. Спешить теперь некуда. Воротится с Толбы эта
свора, потихоньку и разберемся. На трезвую-то бошку и черт бывает с
блошку...