"Хью Пентикост (Джадсон Пентикост Филипс). Чума насилия" - читать интересную книгу автора

шла борьба за его привязанность. Ему казалось, что он снова слышит их злые
голоса, как это бывало обычно, когда они думали, что он уже спит. Ему
вспомнилось, как в темноте к его щеке прижималась мокрая щека матери. Она
отлично знала, что он не спит и, во всяком случае, слышит шум, которым
сопровождались их скандалы. Она говорила, что его отец - настоящее животное,
алкоголик, опасный необузданный человек. Ей хотелось подавить в себе
неумирающую любовь к нему, но она упрекала его за те муки, которые перенесла
во время родов. Ей казалось, что он чем-то обязан ей за эти муки. На
следующий день отец, пытаясь выглядеть мудрым и сдержанным, вознамерился
объяснить ему, что мать - холодная женщина; что эта ее черта - как болезнь,
над которой она не властна. Нельзя плохо относиться к ней из-за этого, как
нельзя ненавидеть человека за то, что он болен диабетом или раком. Но жить с
ней невозможно, потому что она напоминает кусок льда, а не женщину. Потом он
сказал, что давным-давно отступился бы, если бы не любовь к сыну,
вынуждавшая его смириться.
Спустя долгие годы Джерико понял, какими обманщиками были они оба. Они
использовали его как оружие друг против друга. Каждый пытался отлучить его
от другого, чтобы причинить таким образом боль противной стороне.
Он опустил глаза на плачущего мальчика, и его пронзило глубокое
сочувствие к нему. Он представил, как Лиз, практически лишенная нормальной
жизни, к тому же злоупотребляющая спиртным, ежедневно давала сыну понять,
что она жертва деспотизма и садистских наклонностей Алекса. Должно быть, она
не уставала напоминать о разных проявлениях его жестокости, например, о том,
как он застрелил собаку. Потом за мальчика брался Алекс, который учил сына
разным мужским премудростям - обращению с оружием и тому, что нельзя
плакать, когда больно. А на самом деле рассказывал ему сказки о супружеской
неверности и предательстве. Поскольку теперь Алекса уже нельзя было
переиграть, победа осталась на его стороне. Томми не сомневался в его
правоте. И именно на Лиз он, вольно или невольно, возлагал ответственность
за его смерть. Как он будет расти с такой раной в душе? Как будет проходить
его возмужание, если в его сердце неосознанно поселится восхищение перед
необузданной властью? Нужно было, по крайней мере, дать ему возможность
узнать правду, прежде чем его душа безвозвратно покоробится.
Джерико взглянул на Лиз:
- Наверное, вам лучше уйти в дом.
На ее бледной щеке запульсировала жилка.
- Нет!
- Лучше, если он побудет с кем-то, кого сможет ненавидеть, не испытывая
при этом чувства вины. Нам нужно обсудить кое-что, прежде чем он войдет в
свою комнату.
Она не двинулась с места, глядя на сына. В ее глазах стояли слезы, но
сейчас она казалась более живой и собранной, чем обычно. Наконец она
повернулась и ушла.
Джерико переменил положение, теперь он сидел рядом с мальчиком,
подтянув колени к подбородку так, что они скрылись под рыжей бородой. Томми
всхлипывал все реже, и наконец Джерико заговорил:
- Так, значит, ты почистил винтовку уже после того, как вернулся из
рощи?
Томми кивнул.
- Возьми ее в руки и посмотри как следует.