"Хью Пентикост. Запятнанный ангел" - читать интересную книгу автора

на "ягуаре" можно проехать двести тысяч, прежде чем понадобится его просто
проверить. Он работал как швейцарские часы. Я получал чисто физическое
удовольствие, когда вел его, - четыре скорости и мощный двигатель, который
мог унести тебя как ракета, если понадобится. Я собрал вещи на три-четыре
дня, погрузил их в "ягуар" и около часу дня направился к Беркширским холмам,
рассчитывая приехать в Нью-Маверик примерно к половине четвертого.
Об убийстве Уилларда я не знал ничего. Двадцать один год назад мне было
пятнадцать, и меня гораздо больше интересовали положение "Янки" в играх на
кубок Американской лиги и споры с другими подростками относительно
беспрецедентного третьего срока президентства Франклина Рузвельта. Каким-то
образом убийство известного писателя прошло мимо меня. Но теперь, когда Эдди
Бловелт упомянул о нем, в памяти моей всплыли кое-какие подробности того,
что я читал о фестивале в Нью-Маверике. Он представлял собой нечто вроде
Марди-Гра Новой Англии. Один из иллюстрированных журналов как-то опубликовал
репортаж о нем. Я помнил фотографии тысяч людей в карнавальных костюмах,
собравшихся вокруг сотен костров, на которых готовился ужин, словно в
гигантском цыганском таборе. Журнал поместил так называемый "объективный
материал". К положительным сторонам относилось то, что доходы от фестиваля
пополняли фонд, который обеспечивал практически полностью пятьдесят семей
деятелей искусства в течение всего следующего года. К отрицательным - то,
что праведные редакторы, религиозные кружки и женские организации называли
его вакханалией, пьяной оргией; круглосуточная продажа всевозможных спиртных
напитков по непонятно как полученным лицензиям. Каковы бы ни были
достоинства и недостатки этого мероприятия, оно спокойно пережило потрясения
и скандал, вызванные убийством Джона Уилларда, и ежегодные нападки ханжеской
оппозиции.
За двадцать миль до Нью-Маверика по обеим сторонам дороги потянулись
невысокие, пологие, поросшие травой холмы. Это был великолепный день, и
единственным намеком на цвета осени мелькало редкое оранжевое пламя ранних
кленов. Я оказался в Нью-Маверике точно в три тридцать.
Это был прелестный маленький городок, чью деревенскую зелень оттеняли
высокие вязы, клены и буки. Даже торговый район выглядел странно
некоммерческим: никаких неоновых вывесок, никакой навязчивой рекламы.
Супермаркет располагался в красивом старинном здании, когда-то служившем
местом для собраний. Рядом примостились художественная галерея и три-четыре
сувенирные лавки довольно хвастливого вида. В самом центре города
располагалась гостиница, "Таверна Вилки и Ножа". У кого-то хватало ума и
терпения построить или отреставрировать ее так, что на ней чувствовалась
теплая, приветливая патина лет.
Я остановился перед "Вилкой и Ножом", вытащил из "ягуара" свою сумку и
вошел в прохладный, отделанный дубом вестибюль. Бар и столовая, обшитые
панелями из того же дуба, помещались справа и сейчас были совершенно пусты,
если не считать бармена, который перетирал стаканы под навязчивую мелодию
"Римских фонтанов", доносившуюся из радиоприемника.
Человек, сидевший за регистрационной стойкой, вовсе не походил на
гостиничного служащего. Он был смугл, возраста примерно за сорок, с черными
курчавыми волосами, на висках припорошенными сединой, в дорогом спортивном
пиджаке, с красным шелковым шарфом, повязанным на шее. Он одарил меня
белозубой, профессиональной приветственной улыбкой.
- Чем могу быть полезен? - осведомился он.