"Елена Петушкова. Путешествие в седле по маршруту Жизнь " - читать интересную книгу автора

многих лет (Виктору Петровичу за сорок), можно сказать, что вряд ли есть
такая книга о выездке, которая не была бы ему знакома. Для этого он,
например, самоучкой вызубрил немецкий - школа выездки в Германии на
протяжении веков считается одной из лучших в мире. Гигантскую домашнюю
библиотеку патриарха нашего конного спорта Георгия Тимофеевича Рогалева
Угрюмов проштудировал от корки до корки.
Каких только методов обучения не придумывал! Лихого так, допустим,
тренировал отбивать пиаффе: привязывал к стойкам гимнастического турника,
под перекладину, и со стороны слепого глаза бросал в круп мелкие камешки.
Конь пугался, стремился вперед, а привязь не пускала, и получался шаг на
месте...
Словом, долго ли, коротко ли, Угрюмов на Лихом в розыгрыше Малого приза
оказался однажды третьим на первенстве страны. Судьи посмеивались над тем,
как пыхтел, старался, работал бедняга конек, посмеивались, но выводили по
заслугам высокие баллы.
Надо сказать, что Виктор Петрович к тому времени оставался не только
спортсменом, но со свойственной ему уверенностью в себе начинал мало-помалу
тренировать молодых всадников. И в этих двух качествах - как наездник и как
тренер - был приглашен в Белоруссию, в конный центр Ратомку.
Он взялся том за дело ретиво - с раннего утра до позднего вечера не
выходил из манежа, А до него жизнь в Ратомке текла ни шатко ни валко -
приятная, непыльная жизнь. Отгуляют коллеги два часа с хлыстиками, возьмут
бутылочку, и потечет неспешный разговор о замечательном предмете - лошадях.
Однажды Виктору Петровичу тамошний его ученик сказал: "Вы меня не гоняйте
сегодня так уж сильно, пожалуйста, я вчера малость перебрал". Тот его - вон
с тренировки.
"Так праздник же вчера был, - пеняют коллеги, - разве не понятно, разве
ж можно, чтобы без никаких тебе резонов? Ты его отправил вон, а он, может,
талант выдающийся, он обидится и бросит спорт. И вообще, Угрюмов, без тебя
нам лучше было. Заветного слова в выездке ты, как и мы, не знаешь, а знаешь
одну работу каторжную, а мы мечтали о чем-то возвышенном, что ж ты на нашу
романтику железную решетку надел? У тебя ж как на производстве..."
"Думкой, - он им сказал, - только дурак богатеет. А насчет заветного
слова верно: не знаю, и никто не знает, его нет, а есть труд. Я, когда на
заводе работал, спортом уже занимался и в вечернюю школу ходил. Сяду,
бывало, в классе у печки и закемарю. А прямо перед глазами на плакате
написано, что в труде заключается смысл и цель жизни человека, его счастье,
его восторг. Это говорил писатель Чехов. И я читал и не понимал: как так,
чтобы труд давал счастье, давал восторг? А потом простой пример вспомнил:
вот потаскаешь раскаленные болванки, взмокнешь весь, потом глотнешь холодной
газировки, и такая прекрасная делается жизнь, идешь домой усталый, а она вся
вокруг тебя улыбается. Это как в парной бане: терпишь, сил уже нет, а
терпишь, а потом ляжешь дома на чистую постель - блаженство. Ну а насчет
таланта, которого я прогнал, так из любого, я вам гарантирую, могу сделать
классного мастера выездки, умел бы он работать и терпеть. Вон девочка
беленькая стоит. Иди сюда, девочка..."
Это не домысел, не легенда - именно в споре, веря, как всегда, что его
терпение и труд все перетрут, Угрюмов позвал в группу юную спортсменку,
которая считалась совершенно бесперспективной. Через восемь месяцев Ирина
Карачева проигрывала в Белоруссии только Угрюмову.