"Елена Петушкова. Путешествие в седле по маршруту Жизнь " - читать интересную книгу автора

Счастливец Угрюмов! Судьбой дано ему учить лошадь ювелирному искусству
выездки и потом являться на ней в манеж затянутым в черный фрак, гарцевать,
словно совсем не прилагая усилий, лишь слегка перебирая повод руками в
белоснежных перчатках, и потом, когда отобьет партнер копытами
заключительные такты пиаффе, широким жестом снимать цилиндр, приветствуя
судей.
Счастливец, ему повезло.
Впрочем, стоп. В житейской философии Виктора Петровича понятию
"везение" места нет.
Когда он начинал заниматься выездкой - еще дома, в Ташкенте, - бывалые
кавалеристы говорили, что из него ничего не получится. Для высшей школы, они
говорили, нужны красавец конь и всадник с чуткими пальцами музыканта.
Угрюмов же с детства работал подручным кузнеца, потом молотобойцем, кузнецом
("Ему подковы ломать, а не лошадей выезжать"). А конек ему достался
маленький, пузатенький, слепой на один глаз и другим плохо видевший. "Лихой"
было имя конька, а дразнили его ишаком. Он был, правда, хороших кровей,
происходил от знаменитого Хобота, был братом Ихора, на котором Иван Кизимов
стал в Мюнхене олимпийским чемпионом. Но что делать, коль выдался этот Лихой
в семействе гадким утенком.
- Зато душу сохранил, - говорит о нем Угрюмов. - Я думаю, он много
страдал, был сперва опустившийся, и мое отношение к нему его переделало.
Когда я задал Угрюмову простой, как выяснилось, наивный, по его мнению,
вопрос, любит ли он лошадей, он ответил, что о любви не может быть и речи.
Лошадь для него - спортивный снаряд, на котором выполняются определенные
упражнения. Снаряд надо содержать в порядке, как, например, свой кузнечный
инструмент (Виктор Петрович до сих пор тонкое дело ковки никому не
доверяет).
Ну а коли так, при чем здесь душа Лихого?
Замечено, что конники, сделав предварительную оговорку об отсутствии у
лошадей второй сигнальной системы, а следовательно, разума в нашем
понимании, тотчас принимаются говорить о них как о людях. И это, собственно,
великолепно, это побуждает их лелеять, щадить и понимать больших и сильных,
но слабых и ребячливых "братьев наших меньших".
Не случайно же лошади делятся для Угрюмова на тех, которые хотят, и
тех, которые не хотят учиться. "Бывает спортсмен - способностей вагон, так и
лошадь".
Выездкой Угрюмов занялся поздновато, после службы в армии, до того
пробовал себя в конкуре, в троеборье. В Ташкенте тогда были два классных
мастера высшей школы, и ему негласно определили вечное третье - после них -
место.
Но он так о себе говорит: "Останься я кузнецом, я не был бы простым
кузнецом - придумывал бы, рационализировал, выбился бы в люди. Стань я
инженером, я бы не был простым инженером. И так в любом деле, которым бы я
занялся. Я решил разобраться в выездке досконально. Это у меня от отца. Был
случай в сорок третьем году на Сахалине, где мы тогда жили. Прислали
дизель-электростанцию, а документация на нее не пришла. И отец, простой
рабочий, взялся, разобрался и пустил ее. У меня по психологическим тестам
выходит, что новому делу я обучаюсь довольно медленно, но всего лучше сам".
Он терпеливо слушал всех, кто мог хоть сколько-нибудь помочь ему
советом. Он читал о лошадях все, что мог достать. Сейчас, по прошествии