"Драная юбка" - читать интересную книгу автора (Годфри Ребекка)Красная Комната в «Белых Дубах»В «Белых Дубах» мне устраивали разнообразные тесты: Первую ночь в «Белых Дубах» я спала, как умирающий старик. Во сне я придумала целую оперу. Я в жизни не слышала оперы, но во сне точно знала, как все должно происходить. Женщина-викинг, мужчина-жертва. Кровь ягнят, белокурый ребенок омывается в зеленом море. Я избегала Амбер из-за ее пристрастия к «Семнадцати». Она хотела навести мне красоту. Продемонстрировала фотографии жертв «До» и «После». Девочки «После» улыбались; они выглядели отупевшими и спасенными. Амбер делала все, что велели в «Семнадцати». Кружки огурца на глаза, сок лимона в волосы. У нее было очень круглое лицо и блестящая кожа. Я никогда не видела девочек с такой блестящей кожей. Мне кажется, она хотела выглядеть экзотично, потому что выщипывала брови до тоненьких черных дуг и густо красила губы очень темной фиолетовой помадой. В моем описании она выглядит просто монстром, но на самом деле она была красивая и совершенно не производила впечатления человека не в себе. Она была выше меня, выше Дирка Уоллеса, но, в отличие от него, пребывала в мире со своим ростом. Не знаю почему, но всякий раз, взглянув на Амбер, всю из себя длинноногую и непоколебимую, я представляла, как она выбирается из-под обломков автокатастрофы, в то время как медлительные и вялые пассажиры догорают внутри. После того, как я послала ее подальше, Амбер не давала мне прохода. Впоследствии я обнаружила, что она – королева взломщиков. Иногда ей нужен был лом, иногда она обходилась монеткой. Однажды она языком набрала цифровую комбинацию. Что самое смешное, она не хотела воровать. Ей требовалось лишь проникнуть внутрь. В апреле она взломала все шкафчики в школе Дубового залива. В мае она выпотрошила особняки в предгорьях. На прошлой неделе она попалась на взломе восьми кабинетов какой-то страховой компании. Я не собираюсь исправляться, сказала она судье. Почему? Да потому что я мастер, кретин. Судья не хотела помещать ее в тюрьму для несовершеннолетних. Она понимала, что Амбер испытает непередаваемое наслаждение, будучи запертой в помещении с тридцатью двумя запертыми дверями. Поэтому ее поместили в «Белые Дубы», временное убежище проблемных девочек, и так она оказалась в одной комнате со мной. Я пообещала Амбер, что позволю себя разукрасить, если она научит меня взламывать. Только азы, попросила я, никаких наворотов. Мой дар азами не ограничить, ответила она. И кроме того, ты сюда только попала. Тебе рано бежать. Я заснула на повторном показе «Ангелов Чарли».[13] Я помню голос Чарли. Девицы спорили по поводу Босли: Это не парень из «Счастливых дней»? Да нет же, это «Мужик из помойки». Джилл, Келли и Сабрина сидели у стола, голос из ящика велел им надеть бикини и проникнуть на вечеринку у бассейна к миллионеру. Ох, Чарли, хихикали они в ответ. У голоса не было тела, Чарли так и не появился в комнате, но они сделали все, что он приказал. В мою оперу он не попал, хотя я заснула под его голос. Амбер доложила, что во сне я обернулась к ней и сказала: Враг. Ох, прости. Да нет, это было круто, Сара. Давай я заплету тебе французскую косичку? Амбер, я не хочу менять внешность. Я Гудини, я сделаю так, что ты снова появишься. У тебя нет заколок. Я что-нибудь придумаю. В «Белых Дубах» девочки в своих дневниках хныкали. Они изливали душу, губной помадой выводя каракули на стенках туалета: Поэтому я позволила ей заплести мне волосы. Она закрутила мою челку, а остальные волосы не тронула. Косенькая и тугая косичка торчала надо лбом, будто рог единорога. Девица со страницы «Как заплести французскую косу» смеялась надо мной; ее коса была подобна безупречной короне. Но я все равно выглядела лучше. Тебе идет, отметила Амбер. Выглядишь такой свирепой и съехавшей с катушек. Позже мы отметились о выходе на перекур. «Белые Дубы» – это старинный особняк, расположенный глубоко в частном лесу. Там не нужна охрана, потому что никто не хочет уходить. Тихонько перешептываясь, мы сели на крыльцо. Не позволяй им определить тебя к суррогатным родителям, шелестела Амбер. Скажи, что у тебя неконтролируемые вспышки гнева. Сара, я не хочу, чтобы ты исчезала. Обещай, что ты здесь останешься. Учитель рисования не спускал с Амбер глаз. Когда мы закрашивали радугу, я случайно услышала его слова. Нет, не заставляй меня опять. В прошлый раз мне попало. Хватит тебе. Вы что, не понимаете? спросила она, растирая золотую краску из баллончика по ладоням. Я – Гудини. Я делаю все, чего душа пожелает. Я рисовала углем бегущую по переулку девочку и растирала контуры ее ног, пока мои пальцы не почернели окончательно. Я сделала вид, что ничего не слышала. Я уже некоторое время догадывалась, что Амбер что-то замышляет. Она выскальзывала среди ночи из комнаты, прихватывая заколки, которые я для нее раздобыла. Позже я обнаружила их в стоке душа. Молодец, сказала она, ты почти созрела учиться. Кэсси прибыла на шестинедельную побывку из резервации. Ее диагностировали как не Ростом она была метр с кепкой и злобно ухмылялась. Мне она тут же понравилась. Четыре другие девочки наряжались в трикотажные рубашки и джинсы. «Кока-Кола», «Адидас», Микки-Маус. Кэсси носила замшевый пиджак и драные колготки в сеточку. Волосы коротко выбриты, за исключением черной блестящей бахромы, нависавшей над темными глазами. Я скинхед, сказала она, пиная меня своими «мартенсами». Ты знаешь, что это такое? Да ты Покахонтас, возразила какая-то девочка и похлопала ладонью по губам. Уа-уа-уа. У тебя врожденный алкогольный синдром. Ты скво. Ах, ты так оригинальна, ответила Кэсси, затопав по полу. Можно подумать, я раньше никогда такого не слышала. Я задумалась о том, почему в «Семнадцати» никогда не писали о скинхедах. Почему они не публиковали советов по взломам. Мне было непонятно, почему все девочки Виктории читали этот журнал, хотя он не давал ни одного дельного совета. Кэсси пнула «Ангелов». Телевизор покачнулся и свалился с подставки. Кэсси забралась на телевизор. Сдохни, проорала она, умри, Фара, умри! Управляющая «Белыми Дубами» разъезжала на серебристом «мерседесе». Она получала деньги от Конторы Социальной Поддержки, чтобы держать нас подальше от уличных соблазнов. Как я понимаю, это благотворительность своего рода. Ее кабинет пестрел наградами. Меня вызвали туда, чтобы обсудить будущее. Микельсоны, они очень славная семья. Сара, нам кажется, что тебе там было бы лучше, чем в «Белых Дубах». Ты бы просто расцвела в хорошей семье. Мне здесь нравится. Ну, протянула Дама с Мерседесом, поигрывая золотой ручкой. Мне приятно это слышать. Но мы – всего лишь временный приют. И мы предоставляем место только сильно травмированным девочкам. Простите, но идея суррогатной семьи меня не привлекает. Ну почему же? У меня неконтролируемые вспышки гнева. Припадки бешенства. Сумасшедшие сны. На тот случай, если она не расслышала, я нараспев повторила громче, как псалом. Амбер использовала полученный от учителя рисования гвоздь, чтобы учить меня. Она показала, как заклинить собачку замка. Мы вломились в комнату Кэсси. Мы направились в Красную Комнату в три часа ночи. Я не могла дождаться Красной Комнаты. Амбер открыла замок заколкой. Охрана в этом помещении сосет, сказала она. Это слишком легко. Красная Комната – место, где успокаиваются. Стенки обиты мягкой ворсистой материей, освещение инфракрасное. Красные фонари должны были служить лекарством от гнева. Делать нас более контролируемыми, что бы это ни означало. Кэсси разлеглась на полу. Красные фонари скользили по ее яростному лицу. Амбер пританцовывала, стукаясь о мягкие стены. Сара похожа на наркоманку, сказала Кэсси. Она знает Джастину, сказала Амбер. А, да? спросила Кэсси. Ты знаешь, где она скрывается? Мое лицо выдало бы меня. Я взглянула на стенки. Подушки были разукрашены тысячами отпечатков ног. Она не заложит, Кэс. Оставь ее в покое. Помнишь Китаянку? Девчонку, с которой ты в госпитале познакомилась? Сара помогла ей надуть голубчика. Кэсси пожала плечами, будто хотела сказать: Ну и делов-то? Амбер помчалась к выходу с вырванной из «Семнадцати» страницей и закрыла ею стекло в двери. Будь свободна, вещала реклама тампакса, и девица на велосипеде щеголяла белой одеждой. Мне хотелось покоя под красными фонарями, но ничего не изменилось. Первой это сделала Амбер. Она показала мне шрамы: они начинались на запястьях и заканчивались на плечах. Некоторые были краснее фонарей в комнате, а некоторые бледные – длинные бугорки цвета слоновой кости. Она сняла лифчик. Над соском маленькой груди была пятиконечная звездочка, такая красная и безупречная, что, казалось, она вырезана из дерева; трудно поверить, что она по правде выгравирована на коже. Я отвела взгляд, но глядеть было некуда. Кэсси засунула руку в трусы. Что-то блеснуло там в волосах. Я отвела взгляд, но глядеть было некуда. Оказалось, что блестело лезвие. Нежно, будто оно шелковое, Кэсси провела им по внутренней стороне бедра. Кровь полилась тонкой струйкой. Она не вскрикнула, не издала ни звука и размазала кровь по колену. Кэсси улыбалась, будто прекраснейший из мужчин только что нежно ее коснулся. Смогу ли я так? Конечно, смогу. У меня неконтролируемые вспышки гнева. Я хотела сказать: Дай-ка мне лезвие, сказала Амбер, и Кэсси протянула его, зажав большим и средним пальцами. С таким же успехом это мог бы быть и косяк. Амбер погладила внутреннюю сторону бедра. Она не вздохнула. Не закрыла глаз. Просто надрезала, проводя длинную линию от самой полной части бедра к белой материи трусов. С ее губ сорвался легкий вздох: О боже, и она закрыла глаза. Тогда я спросила о том, о чем не хотела спрашивать. Это здорово. Это как секс, ответила Амбер. Это лучше секса, сказала Кэсси. Лучше секса с противными, жирными мужиками. Я думала, что у тебя припадки бешенства, сказала Амбер. Да, у меня припадки. Тогда поверь мне, тебе это поможет. Я не могла объяснить ей, что привязалась к своим припадкам. Они лучше моего жара, я не искала от них спасения. Кэсси сказала, что пишет книгу. Хочу ли я взглянуть? Нет, не очень. Покажи ей первую страницу, сказала Амбер. Страница первая, сказала Кэсси, и Амбер изобразила барабанную дробь. Первая страница, сказала Кэсси, истории моей жизни. Указывая на место прямо под коленкой, она продемонстрировала буквы. Малюсенькие, но безупречно ровные буквы складывались в слово БЛЯДЬ. Страница два, сказала она, указывая на гладкую кожу под рукой. Буквы безукоризненны и аккуратны, она явно рисовала их часами, часами не могла ни вскрикнуть, ни вздрогнуть, ни позвать на помощь. СКВЕРНА, гласили буквы. Третья страница была написана у нее на груди. Кэсси было всего четырнадцать, грудь еще не выросла – небольшой бугорок, крохотный сосок, окруженный нежно-розовым, и три буквы, кривее остальных. ЕВМ. Знаешь, что это означает? спросила Кэсси. У Джастины такая же, только на запястье. А, да, сказала я, словно только вспомнила. Ебать Весь Мир, сказала Кэсси. И у меня такая есть, сказала Амбер. Вон там, внизу, гляди. Вместо этого я взглянула на камеру наблюдения. Ее объектив был неподвижен, как бесполезный сломанный глаз. Ты такую хочешь? спросила Кэсси. На самом деле ты ее не заслужила. Она заслужила. Она помогла Китаянке. Она круче, чем кажется. Ебать Весь Мир. Я столько раз в день поминала про себя эти слова, что они практически врезались в память. Да, согласилась я, и Кэсси схватила меня за руку. Она хотела сделать надрез на плече, там, куда мне когда-то делали прививку. С видом профессионалки она надрезала мою кожу, зажав крохотное лезвие в маленькой руке. Я почувствовала тупую, тянущую боль. Приятно, правда? спросила Амбер и взяла меня за руку. Это было совсем не приятно. Когда я попросила прекратить, Кэсси уколола меня лезвием. Ты слабачка, сказала она. Я на себе выжигала, когда была в тюрьме для несовершеннолетних. Афина пронесла зажигалку в коробке с тампонами. Мы выжигали цветы. Кэсси показала мне небольшой рубец на другой груди. Может, мак или тюльпан; кожа набухла и стала походить на цветок. Ее груди были такими же маленькими, как у девочки, за которой я присматривала. Энн Сандерс, ей было двенадцать. Я перечитывала ей «Энн из Зеленых Крыш», наверное, раз пятьсот. Внезапно я подумала, что надо бы позвонить родителям Энн и посоветовать, пока не поздно, увезти ее из Виктории. Амбер сказала: Я хочу цветок. Кэсси наклонилась и надрезала ей грудь. Они обе были в каком-то трансе, будто загипнотизированные увечьями. Я ожидала, что Амбер закричит, но она улыбалась. О господи, повторила она и опять вздохнула. Я им отчасти завидовала. Я ушла, оставив их расслабленные тела под слезами красных лампочек. Я пыталась забыться на уроке Жизненных Навыков. Сегодня, вещала учительница, мы поговорим о Преодолении Препятствий. Мы обсудим стратегии определения и достижения Цели Жизни. Цель жизни, смешно. Может, «Белым Дубам» стоит целью жизни определить починку камер наблюдения. Наша наставница носила полосатый костюм и голубой галстук. Амбер звала ее Глория Стейнем.[14] Глория выдала очередной тест. С прибытия в «Белые Дубы» я заполнила уже, наверное, пятнадцать тестов, и каждый следующий был немного тупее предыдущего. Этот тест предлагал выбрать ответы из перечисленных. Отмечать буквы А, Б, В, или Г – по-моему, довольно легкомысленный способ выбора профессии. В пятидесятых женщины могли быть только женами и матерями. Сейчас на дворе восьмидесятые, и вам, девочки, повезло. Вы можете стать Да, мы можем пойти на панель или в клуб раздеваться. Что ты сказала, Амбер? Я сказала, что мечтаю стать космонавтом. Как правило, я нарочно портачила в тестах, где можно выбирать ответы, и никогда не выбирала правильный. Почему-то в тот день я решила быть честной. Я отметила б. Кэсси большими буквами написала ЕВМ и СКИНЫ КРУТЫ. В качестве ответа на вопрос: ваша будущая профессия, Амбер написала НИМФОМАНКА. Пока Глория проверяла тесты, мы смотрели видео. Болезненно тощий мужик стоял перед безобразным бетонным зданием. Боб Джонсон, доктор наук, Орегонский университет. Пацан, заорала Амбер, тебе бы подкормиться. Мне бы Перемен, запричитала Кэсси. Глория, не подашь бедняжке на Перемены? Амбер попыталась прочитать мои ответы, но я закрыла их рукой. После урока Жизненных Навыков Амбер сказала, что хочет проникнуть в комнату Брэнди и утянуть ее косметику. Я сказала, что присоединюсь к ней попозже. Мне нужно обсудить свою температуру с врачом, сказала я, и это было правдой. Я коротала ночи в удушливой испарине. После урока я топталась возле кинопроектора. Я не знаю, почему мне было небезразлично, но я наклонилась к Глории, чтобы посмотреть на свои результаты. Ну, сказала Глория, поправляя очки и разглядывая мои ответы. У тебя просматривается склонность к профессиям, где нужно оказывать помощь и поддержку – медсестра или ветеринар. Хочешь обсудить варианты? Не очень, ответила я. Она протянула мне бланки для поступления в колледж Камосан на отделение медсестер и сказала, что я не такая, как остальные девочки, что я чувствительнее и что я готова к Переменам. Но она ошиблась. Я обладала чувствительностью скалы. Я видела, как Кэсси и Амбер кромсают друг друга, и не сказала ни слова, а просто сидела, безжалостная и ни на что не годная. Ну какая идиотка просто сидит и не вмешивается? Мне бы стоило сказать, что меня это поразило. Мне бы стоило сказать, что меня это огорчило. Мне бы стоило. Сказать что-нибудь хорошее. Доктор в «Белых Дубах» оказался ни на что не годным. Я попросила успокоительные, потому что у меня бессонница. Опера все никак не начинается. Он ответил, что мне ни к чему успокаиваться. Я сказала: Послушайте, у меня редкое заболевание. Может, вы о таком никогда не слышали, но поверьте мне, оно у меня есть, и я, наверное, от него умру. В чем дело? Дело в том, сказала я, что я родилась с жаром, и он утих, когда мне было шесть, но в этом году вернулся. Он то появляется, то исчезает, и я не знаю, когда и почему. То я в жару и с головокружением, то его уже нет. Например, прошлой ночью я проснулась в холодном поту. Он пощупал мне лоб и засунул под язык стеклянную трубочку. Прижми ее и держи, велел он. Через некоторое время он вытащил термометр из моих сжатых губ. Понаблюдал, как красный столбик поднялся. Потом упал и медленно поднялся еще раз. 36,6, сказал он. У тебя нет температуры. Вы в полном порядке, юная леди. Он сказал, что знает эти уловки с набиванием температуры наперечет. Жар – это Но ведь я была… Жар – это не болезнь, сказал он. Противник часто принимает форму вируса или инфекции. И жаром природа расправляется со своими врагами. |
||
|