"Людмила Петрушевская. Время ночь (сб. "Дом девушек")" - читать интересную книгу автора

возопила я, поднявши руки к небу, посмотри, что у нас в доме, полбуханки
черняшки и суп из минтая! Погляди, вопила я, соображая, не пронюхала ли
чего моя дочь о том, что я на свои деньги покупала таблетки для одного
человека, кодовое название Друг, подходит ко мне вечером у порога
Центральной аптеки скорбный, красивый, немолодой, только лицо какое-то
одутловатое и темное во тьме: "Помоги, сестра, умирает конь". Конь. Какой
такой конь? Выяснилось, что из жокеев, у него любимый конь умирает. При
этих словах он заскрипел зубами и тяжело ухватился за мое плечо, и тяжесть
его руки пригвоздила меня к месту. Тяжесть мужской длани. Согнет или
посадит или положит - как ему будет угодно. Но в аптеке по лошадиному
рецепту лошадиную дозу не дают, посылают в ветеринарную аптеку, а она
вообще закрыта. А конь умирает. Надо хотя бы пирамидон, в аптеке он есть,
но дают мизерную дозу. Нужно помочь. И я как идиотка как под гипнозом
вознеслась обратно на второй этаж и там убедила молоденькую продавщицу
дать мне тридцать таблеток (трое деточек, внуки, лежат дома, вечер, врач
только завтра, завтра амидопирина может и не быть и т. д.) и купила на
свои. Пустяк, деньги небольшие, но и их мне Друг не отдал, а записал мой
адрес, я жду его со дня на день. Что было в его глазах, какие слезы
стояли, не проливаясь, когда он нагнулся поцеловать мне мою пахнущую
постным маслом руку: я потом специально ее поцеловала, действительно,
постное масло - но что делать, иначе цыпки, шершавая кожа!
Ужас, наступает момент, когда надо хорошо выглядеть, а тут постное масло,
полуфабрикат исчезнувших и недоступных кремов! Тут и будь красавицей!
Итак, прочь коня, тем более что когда я отдала в жадную, цепкую, разбухшую
больную руку три листочка с таблетками, откуда-то выдвинулся упырь с
большими ушами, тихий, скорбный, повесивший заранее голову, он неверным
шагом подошел и замаячил сзади, мешая нашему разговору и записи адреса на
спичечном коробке моей же ручкой. Друг только отмахнулся от упыря,
тщательно записывая адрес, а упырь подплясывал сзади, и, после еще одного
поцелуя в постное масло, Друг вынужден был удалиться в пользу далекого
коня, но одну-то упаковку, десяток, они тут же поделили и, нагнувшись,
начали выкусывать таблетки из бумажки. Странные люди, можно ли употреблять
такие лошадиные дозы даже при наличии лихорадки! А что оба были больны, в
этом у меня не осталось сомнений! И коню ли предназначались эти жалкие
таблетки, выуженные у меня? Не обман ли сие? Но это выяснится, когда Друг
позвонит у моей двери.
Итак, я возопила: погляди, на кого мне расходовать, - а она внезапно
отвечает залившись слезами, что на Андрея, как всегда. Ревниво плачет
по-настоящему, как в детстве, ну что? Поешь с нами? Поем. Я ее посадила,
Тимка сел, мы пообедали последним, после чего моя дочь раскошелилась и
выдала нам малую толику денег. Ура. Причем Тимка не подошел к коляске ни
разу, а дочь ушла с девочкой в мою комнату и там, среди рукописей и книг,
видимо, развернула приблудную и покормила. Я смотрела в щелку, совершенно
некрасивый ребенок, не наш, лысенькая, глазки заплывшие, жирненькая и
плачет по-иному, непривычно. Тима стоял за мной и дергал меня за руку уйти.
Девочка, видимо, типичный их замдиректора, с которым и была прижита, как я
узнала из отрывков ее дневника. Нашла причем, куда его прятать, на шкаф
под коробку! Я же все равно протираю от пыли, но она так ловко спрятала,
что только поиски моих старых тетрадей заставили меня кардинально
перелопатить все. Сколько лет оно пролежало! Она сама-то в каждый свой