"Людмила Петрушевская. Время ночь (сб. "Дом девушек")" - читать интересную книгу автора

знала это торжество! Как часто я видела его сквозь якобы расстроенные
чувства, особенно когда она меня якобы защищала от мужа, всякое бывает в
тесной семье, но упаси Боже на глазах мамы или в пределах ее слуха!
Торжество правоты. Торжество правоты под лозунгом "я ведь предупреждала",
торжество ее разума на фоне моей глупости.
И я даже думаю, что те немногие добрые дела, которые она делала, она
делала вопреки кому-то, к примеру мне! Много добрых дел делается при
попытке к сопротивлению, и я думаю, что и Малыш станет добрым к своей
распутной матери только из сопротивления моей правоте - увы или нет, вот
вопрос.
Сытые, вермишель с мясом, три стакана сладкого чая, три кусища хлеба с
маслом, хорошо живется детям в нашей стране, Тимоша тоже ходил в садик,
вот было времечко! Ел там. Я отсыпалась, писала свои штучки, ходила по
библиотекам, в редакцию, даже сшила себе юбку из неплохой штапельной
тряпочки. Золотое время! Но Тимоша болел. За каждую неделю свободы (моей)
он платил двумя месяцами кашля, жалкий, с водянистыми, прозрачными щеками,
он сидел дома и мучил меня и мучился сам. Что они там их терзают, что дети
приходят злые, агрессивные и заболевают, или это дети детей терзают?
Перестали мы ходить в садик и потеряли место, у нас в садик очередь.


* * *


И всю ночь я вертелась на своем диване, на своем продавленном ложе, "в
норочке", как говорит Тимофей, всю ночь думала и не решалась, не плакала,
но мучилась как на раскаленной сковороде, а потом посмотрела в окно и
испугалась: что-то белое прилипло к стеклу! Это белое это был уже мутный
рассвет. Утро стрелецкой казни, утро начала зловещих перемен, утро
расплаты. Если бы мама жила со мной, если бы я вытерпела этот ад, эти
вечные крики и оскорбления, эту защиту детей от меня, а "скорые" и
милиционеры - мы к их призракам привыкли довольно быстро и даже пытались,
о идиоты, выводить ее на чистую воду и спорить с ней, что мусор просто
дежурит у гастронома (это доказывал с пеной у рта Андрей, придя в досаде
от следователя, когда бабушка с кривой улыбкой, выглянув в окно,
провозглашала "ну вот опять милиционер", - "нужна ты мусорам"), а я
говорила, что не за тобой поехала "скорая", не за тобой, гляди, свернули,
кому ты нужна, но потом "скорая" приехала за ней.
Дела были такие: Алена плакала по всем углам до бессилия, потом начала
толстеть и жадно ела, доводя Андрея до бешенства. Он вообще с детства
следил, кто сколько за столом съедал сладкого, заставал на месте
преступления Алену, а иногда и нас с бабкой. У него все должно было быть
поделено по справедливости, и иногда он, как садист, клал на видное место
свое несъеденное, чтобы изводить маленькую Алену, да! Это имело место!
Что-то не в порядке с пищей было всегда у членов нашей семьи, нищета тому
виной, какие-то счеты, претензии, бабушка укоряла моего мужа в открытую,
"все сжирает у детей" и т. д. А я так не делала никогда, разве что меня
выводил из себя Шура, действительно дармоед и кровопиец у своего ребенка
пищи, но это уже были последствия того шока, который я пережила, когда со
стоном все узнала, поговорив по телефону с подругой Алены, чтобы она, я