"Людмила Петрушевская. Время ночь (сб. "Дом девушек")" - читать интересную книгу автора

- А. А я как раз хотел взять у тебя деньги.
- Ты - у меня?
- Ты, мама, все придумала, да?
- Вот чудак, - ответила я и положила трубку. Ежемесячная дань, которую, он
думает, я должна ему платить, ему уже два раза перепала! Два грабежа! Я
теперь нищая! Первый раз он унес у меня мою драгоценную, еще детскую книгу
"Маленький лорд Фаунтлерой". Я все ждала, когда малыш сможет перешагнуть
через ужас известия о том, что маленькому лорду ничего не достанется. Один
раз я ему дочитала до этого места, один раз. Больше он не позволил, и я
отложила книжку, а ее хапнул Андрей. Вообразить только эту мою панику!
Малыш может все, но шкаф ему не отпереть.
Эти унизительные переговоры, мы с малышом подкараулили у больницы рано
утром после дежурства его жену Нину. Нина была недовольна, мрачна,
сказала, что больше не может жить с ним и пусть он уходит. Все выяснилось
на том, что они уже полгода не платят за квартиру. Нина как-то умудрилась
платить за телефон, однако свет у них отключили. Тут Андрей и пришел в
отчаянии грабить меня.
Нина согласилась обменять "Лорда Фаунтлероя" на сорок рублей. Сорок
рублей! Подозревала всегда, что Нина и была одна из тех двух девиц в
черных очках и при полном маскараде, и никогда ей не доверяла.
Это был тот последний раз, когда Андрей посещал в мое отсутствие мое же
материнское гнездо. Я пошла на многое и вставила дополнительный замок,
хлопотала, бегала за слесарем, их пришло двое, осмотрели дверь, обои в
прихожей, пол, что же делать. Дверь им не годилась, замок "не вставал", но
я их умолила, сказав правду: ломится и грабит прописанный человек из
тюрьмы. Его не берут на работу, есть нечего, а меня у самой... Я не
плакала, но дрожала. Они поскучнели, их игра, их вечная игра в
невозможность исполнения работы без дополнительных оплат, их борьба за
лишний рубль рассыпалась от чужого горя. Они ушли, я слегла за новым
замком как за стенкой, но следующий раз не заставил себя долго ждать.
Андрею понравилось доить меня, тлю. Хотя в этот месяц мы жили как в
лихорадке, я выпросила у Буркина, зав-отделом, лишние сорок писем, сказав,
что буквально задолжала, это в него влезло, он и сам бывал должен.
Остальное он не воспринимал - роды, болезни, тюрьма, все это он ненавидел
и на такие слова не реагировал. Выпить и деньги на выпить - этому он
сочувствовал. Лихая правда моей жизни была ему неудобна, и о, как легко я
приходила в редакцию! Я буквально порхала, улыбалась, рассыпалась в
комплиментах, мои щеки цвели, лицо, я это чувствовала, худело, скулы
обтягивались, руки, трудовые, как у черепахи, мои грабли, я загодя
приводила в порядок, стригла ногти скобочкой, делала серьезный массаж.
Малыш во время моих визитов в редакцию пасся на диванчике около вахтера:
детям наверх нельзя! Там, наверху, на третьем этаже, я была непризнанной
поэтессой, а мой алкоголик заведующий был суровым, но справедливым
меценатом, который буквально по капле выдавливал из себя раба, то есть не
сразу сдавался на мои льстивые замечания типа "что бы я без вас делала",
"подайте на чашку водки" и "вы мой спаситель". Он рылся в столе, выходил,
в столе у него с громом перекатывалась пустая бутылка, напрасный ко мне
намек, в жизни не даю взяток и не с чего, он говорил по телефону, копался
в портфеле, с ним беседовали его девушки, которые приходили поодиночке, но
скапливались затем кучкой и никто не уходил, все словно кого-то ждали. Они