"Людмила Петрушевская. Время ночь (сб. "Дом девушек")" - читать интересную книгу автора

И вот что странно, что Деза Абрамовна, завотделением психбольницы, такой
спокойный, такой уверенный человек, такой даже успокоительный, она в одной
из бесед сказала правильную фразу, относящуюся и к вышеприведенному
разговору и вообще: что там, за пределами больницы, гораздо больше
сумасшедших, чем тут, что тут нормальные в основном люди, которым чего-то
не хватает, и не сказала чего. Мало ли, мне тоже всего не хватает,
подумала я тогда и была полной дурой, как я понимаю сейчас, когда все
кончилось: в первых наших беседах, когда я перед ней всегда плакала,
жалуясь на то, что мама чуть ли не спалила квартиру, напустила газ и т.
д., оставили ее одну на две недели летом, и мы вернулись, а у нас на
балконе черви, птицы сидят рядами, и тяжелые жирные мухи прямо ползают, а
это она купила и забыла на воздухе балкона мясо. И запах! Это вообще был
страшный период, когда Андрея таскали по повесткам в милицию, я была там,
следователь накричал на меня, Андрей возвращался домой желтый и
безжизненный, и ему все время звонили и что-то орали, а он кивал, не
отвечая, и его вызывали родители этих проклятых друзей в кавычках на
сви-данки, таскали, уговаривали взять, видимо, вину на себя, а мама ничего
не могла понять и тревожно говорила, что мальчик плохо чувствует и не
питается, девочка вчера пришла домой поздно плащ светлый спина в зеленой
краске, где-то лежала спиной; и вдруг мать затихла у себя в комнате и
почти перестала выходить, это совпало с тем, что Андрей однажды ушел утром
на допрос и больше к нам не вернулся. Она даже не спросила, где Андрей.
Проходили месяцы, она трудолюбиво складывала у себя на серванте свои
свободно вынутые из десен зубы однажды торжественно предъявила мне пакет
кровавых ваток: вот сколько было кровотечений из горла! Зачем? Зачем,
спрашивается? Кому, какой комиссии ты это все предъявишь, дай выкину! И в
чем ты ходишь, мама? Во что ты превратилась? У тебя же полный шкаф одежды,
это мне нечего носить, а у тебя? Я так поняла, что она сберегает до лучших
времен, как бы представляя себе ясно, что в один прекрасный момент все
расступятся и войдет она, вся в новом демисезонном пальто или в шерстяном
платье, и потом (внимание!) - на ней кто-нибудь женится. Она как-то даже
пошутила, что берегите-де ее для жениха, и я тут же ответила: "Для
пенсионера? Хочешь за пенсионером ходить остаток жизни", не желая
вдаваться, какого на самом деле жениха ей ждать. Она поглядела на меня
своими маленькими серыми когда-то глазами, теперь у нее осталась только
голубизна, все выцвело и сравнялось - младенчески-голубое, мутное, сияющее
как луна. Сияя, она ответила, что терпеть не может пенсионеров и горшки
таскать не намерена. Оставался вопрос, кого она ждала, и единственный
вариант напрашивался сам собой, что она ждала возвращения молодости и
свято верила в это. Где-то там, в глубине сознания, она ожидала лучших
времен, то есть что она встрепенется, сбросит с себя эту внешность,
расцветет, как расцветала некогда после отпусков. Она, короче, ждала в
глубине души чего? Рая и небес? Вместо этого случилось то, что она однажды
тихо позвала меня к себе и сказала, что за ней "приехали".
- Это с какой стати?
- Ти-ше.
- Кто, Господи?
- Посмотри, - она отвернула голову от окна и по возможности от меня.
- Там.
- Где, что ты мелешь?