"Людмила Петрушевская. Время ночь (сб. "Дом девушек")" - читать интересную книгу автора

глазами и бросилась бежать, а я бросилась стирать, а Сашка быстренько
натянул на себя все сухое и ушел. Я думаю, что он в тот момент испугался
навеки. Все. Больше он ко мне не прикасался. (Да, и от всего этого ужаса и
разврата родился чистый, красивый, невинный Тимочка, а что же говорят, что
красивые дети рождаются от настоящей любви? Тимочка красив как Бог,
несмотря на этот весь позор и стыд. Прятать эти листки от детей! Пусть
прочтут, кто есть кто, но позже, что такое я и что есть она! Надо положить
их обратно на шкаф, она все равно докопается, вспомнит, она все эти годы
ищет и ищет свой дневник, как маньяк, она умрет, если узнает, но теперь
она далеко. И я пишу это и для нее, чтобы она сама все поняла, чья жизнь
какая! Да! Мне, например, ни один мужчина не сделал больно, да! Чего там,
какие страдания, все иллюзия! Позволю себе также поразмышлять: вот тебе и
на, от этих слез, стонов и от этой крови зарождается малая кровиночка,
точка в икринке, головастик после этого взрыва и извержения, он первый
доплыл по волнам и внедрился, и это каждый из нас! О обманщица природа! О
великая! Зачем-то ей нужны эти страдания, этот ужас, кровь, вонь, пот,
слизь, судороги, любовь, насилие, боль, бессонные ночи, тяжелый труд,
вроде чтобы все было хорошо! АН нет, и все плохо опять - А.А.)
Я стояла под душем и плакала навзрыд в квартире у замдиректора по науке,
серьезного человека в очках, а он вдруг пришел и полез ко мне в ванну, я
только успела закинуть трусики наверх, на занавеску. Он вытер мне глаза,
он смотрел на меня, присев, отодвинувшись, он тяжело задышал - тебе же
надо уезжать - нет, нет, сейчас - иди встречай поезд - молчание, льется
горячая вода - если бы навеки так было, как я буду без тебя жить, оставь
меня, что ты делаешь, ты опоздаешь.
(нет, надо действительно это оставить для потомков, да я по сравнению с
ней просто не знаю что, младенец невинный, несмотря на то что у нее это
всего второй человек: кобели чувствуют в ней ее женскую слабость и
способность раз и хлопнуться на спину от счастья - А. А.)
Он меня одел, высушил мне голову феном, а я опять начала плакать в
горячке, как будто бы я прощалась с отцом, как тогда, когда папа уходил от
нас навсегда и я цеплялась за его колени, а мать меня в бешенстве
отрывала, улыбаясь и говоря: "Что ты, девочка, перед кем ты, а ты уходи,
чтобы духу твоего" и т. д. (Нашла кого с кем сравнивать, родного отца с
этим... с отцом Кати приблудной... - А. А.)
Он говорил: "Не плачь, я на тебя выйду, пиши мне до востребования, я
всегда там получаю, ты меня не теряй", - он бормотал, мотаясь по квартире,
подбирая пылинки, соринки, сорвал белье с постели, постлал тщательно новую
простыню и повалялся на ней, чтобы имитировать свой крепкий одинокий сон,
а потом употребленное, в пятнах, белье сложил, аккуратно завернул в
газету, сунул в пакет и отдал мне. "Что это?" - "Постирай". - "А потом?"
Он подумал и сказал: "В рабочем порядке". (Нет бы сказать "дарю", а вот
что она так упорно кипятила в баке, а потом прогладила и - что бы вы
думали - вернула ему! Но правильно сделала, такие мужчины не выносят и
малейшего материального урона! Да и потом это как-то неприлично, я думаю,
он был прав, ничего не сказав насчет "дарю", делать такой подарок после
первого свидания?! А мог бы выкинуть на улице в урну. Пожалел? - А. А.)
Когда мы уходили, он с тоской посмотрел на часы и на свою супружескую
постель, и было видно, что ему хотелось бы использовать каждую минуту и он
только ищет повода, чтобы опять все на мне расстегнуть. Но расстегивать не