"Людмила Стефановна Петрушевская. Две сестры (сказка)" - читать интересную книгу автора

часа ночи. А Рита уже спала глубоким сном. И в результате Лиза утром плакала,
что это не юбка, а это лоскутное одеяло и что она такое не наденет, пусть Рита
сама носит. Рита, тоже расстроенная, пришила к юбке два ряда ленточек,
подумала еще и сделала подкладку из старой простыни.
- Все, можешь надевать, - сказала Рита.
Лиза, рыдая, надела юбку и посмотрелась в зеркало. Потом, всхлипывая, она
надела еще и блузку Генриховны и стала вертеться то одним боком, то другим. А
потом упала на кровать лицом в подушку и сказала, что в таких сандалиях больше
ходить не может. Это детский сад и кошмар.
После этого они заснули и проспали до вечера, имея в шкафчике хлеб, а в
мешочке четыре картофелины, одну луковицу и одну свеклу. Рита проснулась
раньше и, жалея заплаканную Лизу, сварила борщ и подсушила хлеб в виде
сухарей.
За дверью на лестнице до двенадцати ночи раздавался буйный хохот большой
компании и звенело стекло. В семь утра, осторожно отворив свою дверь, чтобы
вынести мусор, Рита наделала шуму. К ручке ее двери были привязаны за горлышко
две пустые бутылки, которые громко брякнули о стенку. Это была совершенно
обычная вещь. Это был привет от гуляющей молодежи. И Рита, поискав вокруг,
отвязала еще три пустых бутылки на своем этаже, а четыре лежали в лифте.
Бутылки эти были частично из-под лимонада, а две были водочные. Рита все
собрала и унесла домой. Бутылки можно был сдать и получить деньги. Небольшие,
но на один день жизни хватило бы.
Это-то как раз и был день, когда приносили пенсию. Рита легла, Лиза
замотала ей голову и шею платком и шарфом. На руку Рита надела перчатку (на
другую она надела варежку, так как перчатка у них была одна). Почтальонша
позвонила, Лиза открыла со скорбным видом и сказала, что прабабушке плохо, у
нее экзема, и все лицо и руки болят. Но расписаться она распишется.
Почтальонша дала Лизе карточку. Рита расписалась в комнате. Почтальонша
отсчитала деньга, крикнула в комнату: "Выздоравливайте!" - и, ничуть не
удивившись, ушла. А Рита, молодец, расписалась как обычно.
Но жить на эти деньги могли только слабые, нищие, нетребовательные
старухи, у которых ничего уже не растет: ни вес, ни рост, ни нога, а растут
только редкие усики и ногти. И для стрижки их нужны только одни ножницы на
всех. Старухам достаточно было подкопить за свою жизнь тряпья и носить его без
стеснения.
Рита напряженно думала, что делать. Летом можно было еще прожить. Она
знала несколько магазинов, около которых выставлялись ящики со сгнившими
овощами и фруктами. И многие старушки выбирали себе на компот и на суп слишком
дорогие для них в неиспорченном виде продукты. Так же можно было иногда
посетить рынок. И богатые ленивые продавцы, преимущественно бабы, порой тешили
себя тем, что дарили остатки нищим старушкам, которые, шатаясь от слабости,
ходили по рядам и якобы пробовали, хороши ли сливы, кислая капуста или творог.
Правда, почти всегда их гоняли от товара, как мух, крича: "Нечего тут,
нечего!" Но детям этого не простили бы. Дети не могли, не имели права
попрошайничать, пробовать капусту и даже продавать вязаные варежки. Таких
детей немедленно бы выгнали или сдали в милицию. Но Рита была уже девочка с
большим жизненным опытом. Она сама росла, росли ее дети, внуки. И она
предвидела множество расходов. А Лиза как будто и не была матерью и бабкой.
Она все забыла и видела только себя в зеркале, красивую, по ее собственному
мнению, девочку, которую надо баловать и все ей дарить. Лиза всю жизнь была