"Михаил Петров. Адмирал Ушаков [И]" - читать интересную книгу автора

других старших офицеров получил приглашение и Ушаков. После первых же
бокалов Войнович расхвастался, стал рассказывать о своих сомнительных
заслугах, о том, как в Синопской баталии потопил турецкий корабль. Ушаков
терпеть не мог хвастовства, не переносил, когда, желая себя возвеличить,
приписывали себе то, чего не делали. А то, что Войнович рассказывал
небылицы, сомнений не вызывало. Ушаков хорошо изучил историю Синопского
сражения и знал, что фрегат "Слава", которым командовал Войнович, не
потопил даже неприятельской лодки.
После застолья гости разбрелись.
Ушаков, не имевший в обществе близких друзей, не умевший быстро
заводить знакомства, в одиночестве отошел к окну, выходившему на широкий
Днепр. Там, на Днепре, сновали многочисленные лодки, на специально
устроенных плотах горели иллюминационные огни, зажженные по случаю
праздника.
Ушаков не заметил, как к нему подошел граф.
- Скучаете по морю?
- Я люблю море, - просто сказал Ушаков.
- О да, море не то, что Днепр. - Войнович неожиданно перешел на
французский язык и начал что-то объяснять, делая руками округлые жесты и
водя по сторонам черными глазами. Ушаков переминался с ноги на ногу,
ожидая, когда тот кончит.
- Простите, я говорю только по-русски, - сказал он, когда граф
наконец умолк.
- Как?! - изумился граф. - Вы же дворянин!
- Я говорю только по-русски, - с холодной выдержкой повторил Ушаков.
- Не удивляйтесь, граф, - раздался рядом насмешливый баритон, - в
русском дворянстве далеко не всем дано владеть иностранными языками.
Это был капитан первого ранга Мордвинов. Приблизившись вплотную, он с
барской покровительственностью похлопал Ушакова по плечу и все тем же
развязным тоном продолжал:
- Батюшка нашего друга был не настолько богат, чтобы нанимать
французских гувернеров. Восемнадцать ревизских душ. Не так ли?
Ушаков побледнел от гнева и отвечал в том смысле, что, хотя он и
беден, еще никому не давал повода говорить пренебрежительно о его
родителях.
- Помилуйте, батюшка мой, уж не обиделись ли? - удивленно развел
руками Мордвинов. - Сказать правду, я тоже не княжеского рода. Мой предок
выходец из мордвы. А кто такие мордва, вы, конечно, знаете. Насколько мне
известно, ваше поместье в том же крае, что и мое. Мы с вами земляки.
Его слова можно было принять за желание кончить все дружелюбно, если
бы не выражение лица. Скуластое, с выпяченным вперед подбородком, оно было
надменно.
С трудом сдерживая негодование, Ушаков поклонился обоим и, не сказав
больше ни слова, ушел. Оставаться на обеде он больше не мог.
Не думал Ушаков, что сей случай послужит началу неприязненных
отношений между ним и Войновичем с Мордвиновым. Но получилось именно так.
Не простили ему "резкого" поведения. Граф Войнович хотя внешне и оставался
с ним на дружеской ноге, хотя и продолжал называть его "мой бачушка",
откровенных разговоров уже не заводил и на обеды к себе более не
приглашал. Возникший ледок не растаял и после того, как в 1784 году