"Владислав Петров. Пониматель" - читать интересную книгу автора

слово выверено, а ощущения правды нет. Как тут быть? И я ежевечерне
расчехляю машинку...
Спрятал рукопись. Покурил. На сегодня все. Спать.
Засыпаю я в последнее время тяжело.


Выхожу из лифта. Редакционный коридор. Привет, привет, привет...
Отсиживаю случку. Пардон, так у нас именуются редакторские
пятиминутки.
И наконец, за работу.
Пишу очерк. О человеке, у которого 21 июня сорок первого года была
свадьба. А потом призыв, тяжелое ранение в первом же бою, концлагерь. В
сорок четвертом во время восстания заключенных он, безоружный, бросился на
пулемет. В маленьком польском городке его именем названа улица. Его сын,
которого он никогда не видел, сидел вчера напротив меня вот в этой самой
комнате и рассуждал о перспективе покупки "Жигулей" в импортном
исполнении.
Очерк не идет. Трудно писать о герое, чей сын, скомкав рассказ о
поездке на родную могилу, начинает деловито выяснять, нет ли для таких,
как он, сынов героических отцов, льгот на приобретение автомобиля.
Очерк не идет. Но я знаю, что его напишу. И не потому, что строкаж
сдавать надо. Стыдно не написать.
А пока откидываюсь на стуле к прикрываю глаза. Что же все-таки со
мной происходит? Почему все не так? И кто виноват в этом? Ах, как хочется
найти виноватых!
И я нашел уже: виновата жена, нечуткая, непонимающая. Кто еще? На
кого еще выплеснуться?
Все по-прежнему. И все не так. Как будто вдруг потеряна точка опоры.
Мне кажется: недавно со мной произошло что-то очень плохое, а что - не
помню.
Или я просто устал?


- Чай будешь? - спрашивает меня Шурик, с которым мы делим
редакционную комнату. - Если будешь, сходи за водой.
Вечно мы препираемся из-за этой воды. Шурик походы с графином по
очереди возвел в принцип, лишний раз ни за что не сходит. Это раздражает,
но сейчас я даже рад, что он меня окликнул.
Выхожу с графином. В конце коридора замечаю Иру; с ней Валерия,
секретарь нашего редактора.
Ира идет к нам. Она с завидным постоянством появляется в нашей
комнате. Три раза в день. По ней можно проверять часы. Она приходит
покурить, хотя с тем же успехом может сделать это у себя в корректорской.
Мне неприятно, что и сегодня она не изменила своей привычке. Зачем ей это?
А может быть, надо опросить иначе: почему я придаю этому такое значение?
Возвращаюсь, на миг замираю перед дверью. Сейчас я стану не похож на
себя. И как раз потому, что мне очень хочется быть собой. Насчет телеги
непонятой любви - блажь, но... Быть собой не получается.
А какой я? Где я настоящий? "Вот тогда мы прочувствовали, что
заблудились в пространстве, среди сотен недосягаемых планет, и кто знает,