"Сомнамбулист" - читать интересную книгу автора (Барнс Джонатан)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Дело об убийстве Сирила Хонимена стало шестьдесят третьим по счету расследованием Эдварда Муна. И девятнадцатым, в котором ему помогал Сомнамбулист. А также тридцать четвертым — из санкционированных Мерривезером с благословения Скотленд-Ярда.

Данному расследованию также предстояло стать последним в его карьере.

Обычно мистер Мун начинал с того, что вникал во все детали убийства, обшаривал место преступления, прочесывал улицы в поисках зацепок, допрашивал свидетелей, не исключая второстепенных. Но в данном случае все его усилия почти не дали результата. Впечатление складывалось такое, будто улики каким-то образом уничтожены. Словно почву для расследования чьи-то заботливые руки выпололи до состояния пустой школьной доски, превратили ее в tabula rasa. Он проводил долгие часы в Архиве, но не мог отыскать ни следа, ни намека, ничего, относящегося к делу Хонимена и проливающего хотя бы каплю света на его безвременную кончину.

В конце первой недели поисков они с Сомнамбулистом нанесли визит родителям покойного. Скорее из вежливости, нежели надеясь на какую-либо зацепку. Те жили в большом загородном доме, в нескольких милях от самых далеких пригородов, а от взглядов извне их имение загораживали акры великолепной зелени.

Через час после их прибытия — его они провели в прихожей, словно какие-нибудь мелкорозничные торговцы,— к ним с громким шарканьем вышел слуга и сообщил, что хозяин и хозяйка, уже и без того весьма недовольные их присутствием, так и быть, изволят принять одного из них. Сомнамбулист с готовностью отказался от предоставленной чести, и в продуваемый сквозняками кабинет, естественно, пришлось отправиться мистеру Муну.

Хонимены восседали за огромным дубовым столом в дальнем конце помещения. Вставать при появлении Эдварда никто не счел нужным. Ему лишь сухо указали на стул. Выслушав объяснения относительно цели визита — а говорить приходилось громко из-за приличного расстояния до собеседников,— родители убитого отреагировали на слова мистера Муна без всякого энтузиазма. Мистер Хонимен, человек с землистым, изнуренным лицом, затянутый в полосатый костюм, заявил, что они уже рассказали полиции все, что знали, и подобное вторжение к ним считают откровенно необоснованным, а возможно, и незаконным.

Эдвард попытался объяснить, что представляет он не полицию, и намекнул, причем довольно нескромно, на весьма немалый шанс, больший, нежели у кого-то другого, довести расследование до успешного завершения. Хонимен фыркнул, явно собираясь вспылить, но тут вмешалась его супруга, взглядом василиска пригвоздив Эдварда к стулу.

— Мой сын мертв. Мы уже отвечали на все эти вопросы. Полиция сделала все возможное для расследования этого дела. Мы с мужем удовлетворены. И нам уж точно не требуется помощь любителя.— Последнее слово она почти выплюнула, словно пытаясь вытолкнуть застрявшую между зубами частицу хряща.

— Моя жена женщина набожная,— мягко добавил мистер Хонимен, словно данное обстоятельство все объясняло.

Мистер Мун встал и молча покинул кабинет. Аудиенция явно окончилась.

Сомнамбулист ждал снаружи, разглядывая рыбу в пруду и беседуя посредством доски и мела с садовником о тонкостях древесной хирургии.

поинтересовался он у мистера Муна.

— Ничего,— угрюмо мотнул головой тот и зашагал по шуршащим листьям.

Потом, уже в поезде, он почти рассерженно выпалил:

— Может, это просто случайность? Немотивированное убийство?

Сомнамбулист в ответ лишь пожал плечами.

— Но оно кажется таким подготовленным. Спланированным . Ощущение... театральности. « Гран Гиньоль ». Это работа не рядового головореза.— Эдвард замолк, достал портсигар и, к отчаянию других пассажиров, принялся заполнять вагон густым едким дымом.

Следующим вечером мистер Мун и Сомнамбулист получили приглашение на прием.

Леди Глайд, хозяйка приема, в ранние годы существования Театра чудес входила в число его постоянных зрителей, и именно она первой представила Эдварда высшему свету. Ее особняк в Пэлл-Мэлл следовало бы назвать уродливой, кричащей постройкой. Настоящий храм богатства и вульгарности, лабиринт проходных комнат и залов, несмотря на огромные размеры, тем вечером забитых почти до отказа.

Лакеи, приняв их шляпы и пальто, проводили обоих сквозь толпу в гостиную. Струнный квартет сражался с какой-то барочной сонатой или чем-то в этом роде. Впрочем, музыка все равно тонула в гомоне разговоров, заливистом хохоте, иногда все же переходящем в сдержанный смех, звоне бокалов. Она терялась в звуках, не содержащих даже капли искренности. Слуга остановился в дверях и объявил с профессиональной скорбью пастора, читающего отходную:

— Мистер Эдвард Мун и Сомнамбулист!

Шум тут же прекратился, все головы повернулись в сторону вновь прибывших. Мистер Мун, некогда звезда всех модных суаре Лондона, изобразил самую обворожительную из своих улыбок, чтобы в ответ получить от присутствующих короткий безразличный взгляд. Затем все вернулись к прерванным занятиям, словно не произошло ничего особенного... Еще десять лет назад целые толпы ринулись бы к нему, распихивая друг друга и проталкиваясь поближе лишь для того, чтобы поздороваться, пожать руку или предложить выпить. Многие бы просили автограф. Ныне же человеческое стадо уделило иллюзионисту каплю интереса и снова напрочь позабыло о его существовании.

Слуга сунул им в руки бокалы и исчез, оставив на милость толпы. Сомнамбулист ткнул Эдварда локтем. К ним сквозь ряды гостей направлялась унылого вида дама с выставленным вперед подбородком.

— Мистер Мун!

— Леди Глайд! — Иллюзионисту пришлось возвысить голос, дабы перекричать толпу.

Наконец она добралась до них и вцепилась в руку Эдварда с силой утопающего.

— Мистер Мун,— выдохнула она,— Уверяю вас, я и половины этих людей не знаю.

Иллюзионист вежливо рассмеялся, и даже на лице его молчаливого спутника появилась сдержанная улыбка.

— Вам предложили выпить?

— Да, мэм, спасибо.

Она с любопытством взглянула на Сомнамбулиста.

— Вы пьете только молоко? Великан кивнул.

— Идемте со мной,— сказала хозяйка вечера.— Здесь есть человек, с которым вам обязательно надо познакомиться.

И она снова нырнула в людское море, а ее новые спутники неохотно поплыли следом.

— Вы сейчас никакое преступление не расследуете? — обернулась на ходу леди Глайд.

Мистер Мун сказал какое.

— Правда? — Похоже, известие ее искренне потрясло.— Газеты только об этом и пишут. Это настоящий вызов даже для вас. Вы уже близки к разгадке?

— Пока я совершенно сбит с толку, — признался Эдвард.— Я даже не знаю, кого подозревать.

— Ну, если кто и сможет распутать это дело, то только вы.

— Спасибо, мэм.

— Должна сказать, что вы полностью оправились после того жуткого клэпхемского дела. Ужасно неприятно. Большинство людей в вашем положении после такого сдались бы. Сломались.

Мистер Мун собрался ответить, но хозяйка уже остановилась перед небольшой стайкой дам, сгрудившихся вокруг развлекавшего их молодого человека. Эдвард мало что успел услышать, но, судя по всему, тот нес какой-то вздор насчет Америки.

Приземистый, веснушчатый, с неопрятной копной рыжих волос, среди избранного общества леди Глайд парень выглядел довольно неуместно. Сутулый, в смокинге не по росту, он казался непрошеным гостем, мелким мотыльком среди бабочек. Черты его лица выглядели необычайно отталкивающими, к тому же на левой руке уродца, похоже, не хватало пальца.

— Развлекаетесь? — спросила леди Глайд. Уродец просиял.

— Ваш вечер напоминает мне чудесный маленький суаре, на котором я был однажды в Блумсбери...[9] — Он помедлил, прежде чем выдать главное: — В тысяча девятьсот тридцать четвертом году.

Мистеру Муну он сразу же не понравился, чисто инстинктивно. Леди Глайд хихикнула совершенно не соответственно ее возрасту.

— Мистер Мун,— произнесла хозяйка вечера с видом импресарио, объявляющего очередной номер в мюзик-холле.— Рада представить вам Томаса Крибба.

— Мы уже встречались,— мгновенно отреагировал Крибб.

— Сомневаюсь,— злобно отрезал Эдвард.

— Он меня не помнит, но я его хорошо знаю. В общем-то, мы даже друзья.

Леди Глайд рассмеялась, а мистер Мун уставился на него в замешательстве. Реакция Сомнамбулиста оказалась совершенно неожиданной. При виде уродца на его лице, сменяя друг друга, промелькнули узнавание, подозрение, гнев, ярость и под конец — страх. Он развернулся и исчез в толпе. Никто не заметил его ухода.

— Мистер Крибб,— сказала леди Глайд,— похоже, я пришла в самый разгар вашей интересной беседы?

— О да! Давайте же продолжайте! — пискнула одна из дам, и остальные согласно защебетали.

Крибб, прежде чем согласиться, разыграл целое дурацкое шоу, изображая смущение.

— Я рассказывал об Америке,— объяснил он,— о том, чего она достигнет через несколько лет.

— И чего же? — спросила одна из дам.— Цивилизованности? Наконец-то!

Она захихикала над собственной шуткой.

— Она станет огромной силой,— произнес Крибб вполне серьезным тоном.— Могучей нацией, которая затмит нашу собственную. Наша империя чахнет и умирает.

Все, за исключением Муна, расхохотались. Леди Глайд чуть ли не заулюлюкала от удовольствия.

— Ох, Томас,— простонала она,— какой вы злой. Крибб изобразил то, что, как он считал, выглядело многозначительной улыбкой.

— Я видел будущее, мадам. Я жил там.

Томас Крибб представлял из себя немалую загадку.

Как часто бывает с подобными людьми, о его происхождении ходило множество слухов и всяческих домыслов. Он мог являться обычным чудаком, понятия не имеющим о собственной странности. Он мог быть профессиональным шарлатаном, ловким саморекламщиком, который начал верить в собственные вымыслы,— довольно опасный путь. Но правдоподобнее всего выглядело предположение, будто он всего лишь сочиняет занимательные истории, дабы получать побольше приглашений на вечеринки.

Он заявлял, что знает будущее, что жил там и видел город через сто лет, но верил ли кто ему — не имело значения. А значение имел тот факт, что все рассказанные им истории придавали образу уродца ту яркость и драматичность, каких иным способом ему бы не удалось обрести ни при каких обстоятельствах. Всякий раз, стоило Криббу начать плести свои байки, как он тут же обрастал благодарной аудиторией. Женщины внимали каждому его слову. Мог ли он где-нибудь еще рассчитывать на такое? Вдовы средних лет вроде леди Глайд просто обожали Томаса. Он создавал ажиотаж в высшем обществе и стал звездой светских приемов, придавая им оттенок комизма. Что делало его все более и более интересным.

Впрочем, нельзя до конца исключить, будто он представлял собой нечто куда более важное. Со временем я расскажу и об этом.

Мне доводилось встречаться с ним всего пару раз, и, честно говоря, я почти не придавал значения данному персонажу. Однако считаю нужным настоять: составить мнение он нем вы должны исключительно сами.

Хриплым от волнения голосом леди Глайд коротко пересказала Эдварду на ухо подробности исторических экскурсов Крибба. Ошарашенный полученной информацией, иллюзионист даже не удержался от едких комментариев и подверг сомнению честность нового знакомого.

— Мистер Мун! — с нарочитым возмущением воскликнула хозяйка приема. — Я верю каждому его слову!

— Вы меня разочаровываете.

Эдвард пробыл на вечере еще час или два. Без энтузиазма вращаясь посреди людского водоворота, он более всего жаждал вернуться к расследованию. Сомнамбулист тем временем нашел свободное кресло и кружку молока и уселся, исполненный намерения выпить как следует.

Мистер Мун покинул прием, как только вышло время, достаточное для соблюдения приличий. Леди Глайд вцепилась в него клещом, с твердым намерением проводить до дверей. По дороге они прошли мимо Крибба.

— До свидания, мистер Мун. Больше я вас не увижу.

— Подозреваю, что я переживу это. Лицо уродца перекосила кривая усмешка.

— Вы не поняли. Это последний раз, когда я вижу вас, но уж точно не последний раз, когда вы видите меня. Еще кое-что должно случиться, прежде чем мы снова встретимся.

— Чушь несете.— Иллюзионист бросил на него косой взгляд.

— Я — ходячее противоречие, мистер Мун. Вы скоро сами поймете.— Крибб изобразил тоскливую улыбочку на лице, поклонился и исчез в толпе.

— Та еще личность, вы не находите? — Хватка леди Глайд сделалась чуть сильнее необходимого.

— Я рад, что он вас забавляет,— поспешил заверить ее Эдвард.— Но, боюсь, мне придется просить у вас прощения. Я вынужден откланяться.

— Так скоро?

— Работа.

— Мы еще увидимся? — с надеждой спросила она. Мистер Мун улыбнулся в последний раз. Улыбка получилась натужной.

— До свидания, мэм.

Он едва успел сделать пять шагов, как его остановил голос, хнычущий и почти знакомый:

— Эдвард!

Мистер Мун обернулся. В дверях виднелся чей-то силуэт. Уродец!

— Что вам угодно? — Иллюзионист даже не удосужился скрыть раздражение.

Крибб крепко сжал его левую руку. Возможно, виной всему лишь игра воображения, но Эдвард мог поклясться, что в глазах забавного коротышки и правда блестят слезы.

— Мистер Мун.— Он дрожал, его голос переполняли чувства.— Эдвард.

Хозяин театра попытался высвободить руку, но Крибб держал ее достаточно крепко.

— Прошу вас, позвольте мне сказать. Позвольте вот что сказать. Мы прошли вместе через столько испытаний...

— Чушь. Мы едва знакомы.

О, мы с вами вместе смотрели в лицо смерти. Мы пережили самые страшные дни этого города и остались в живых, чтобы поведать об этом другим. Я хочу сказать, что для меня великая честь быть знакомым с вами. Быть...— У него перехватило горло от чувств. Крибб замолк, отчаянно хватая ртом воздух. Придя в себя, он с несчастным видом закончил: — Быть вашим другом.

«Этот человек пьян»,— решил мистер Мун. Резким движением он наконец высвободил руку.

— Сейчас вы меня не понимаете. Но вы поймете. Я обещаю. Вы пожалеете об этом. Пожалеете, что не попрощались со мной.

Мистер Мун быстро зашагал прочь. Уродец не стал преследовать его. Еще более печальный, целиком ушедший в себя, он медленно побрел в дом.

Словно повинуясь инстинкту, Эдвард вернулся на место преступления.

Несмотря на поздний час, улицы оказались забиты теми же отбросами общества, что провожали Сирила Хонимена в его последнее путешествие. Однако при появлении иллюзиониста они поспешно убирались в сторону, по всей видимости уловив внутренним чутьем, насколько опасны шутки с ним. Мистер Мун едва замечал их, подобно призраку целенаправленно продвигаясь по переулкам и боковым улочкам к башне.

По пути он словно ощутил на себе всю тяжесть прошлых лет, как будто воды истории стремились вот-вот сомкнуться над его головой. Неожиданно для себя Эдвард стал припоминать легенды о genius loci, способности определенных мест оказывать влияние на людей, проходящих через них. Если здешнее место и имело влияние на обитателей, то влияние это было откровенно недобрым. В самой топографии района таилось какое-то особое зло. Он, казалось, притягивал к себе всю мерзость в городе, все самое чудовищное и греховное. Место жаждало новой пищи. Оно требовало жертв.

Мистер Мун достиг башни, молчаливо нависающей над окрестными улицами, поднялся на последний этаж и обнаружил все помещения совершенно пустующими. Их никто никогда не занимал. Даже временные импровизированные меблирашки отсутствовали напрочь. Весьма странно для района, полного самой откровенной и вызывающей нищеты. Уже одно лишь сделанное им открытие должно было удивить его. Как ни странно, удивления Эдвард не испытал ни малейшего.

Помещение, где произошла трагедия, оказалось очищено от протухшей еды, и мистер Мун вновь задумался о деталях вызывающего тревогу убийства, о подозрительно малом количестве вещественных доказательств, о мучительном ощущении, будто за всем этим таится нечто большее, неуловимое. Эдвард уселся прямо на холодный пол, достал из кармана сигарету с зажигалкой и закурил. Так он провел всю ночь. Скрестив ноги и закрыв глаза, подобно современному Будде, в терпеливом ожидании неведомо чего.

За много лет миссис Гроссмит привыкла к своим эксцентричным нанимателям и спокойно относилась ко всем их вывертам и причудам. А потому ее испуганный вид, почти на грани истерики, с каким она встретила иллюзиониста, не мог его не встревожить.

— Мистер Мун! Где вы были?

— Это не ваше дело.

— Незачем мне грубить,— резко осадила его экономка.

Повисло долгое молчание. Эдвард вздохнул.

— Простите. В чем дело? Что случилось?

— Вас ждал один человек. Всю ночь.

— Кто?

— У меня от него словно мороз по коже, честное слово. Прямо всю душу вывернул. Невысокий такой. Коротенький и весь белый.

— Альбинос?

Гроссмит скривилась и нахмурилась.

— Да, наверное, их так называют.

— И что он сказал?

— Просто сказал, что хочет увидеть вас и это очень важно. — Миссис Гроссмит сунула руку в карман передника и протянула ему маленькую четырехугольную карточку.— Он оставил вам это.

Мистер Мун рассмотрел странную визитку.

— Там ничего нет.

— Знаю. Я спросила, не ошибся ли он, но он сказал «нет» и добавил, что вы поймете. Откровенно признаюсь — я вся издерганная. Что это за люди такие, если оставляют подобные карточки?

Эдвард швырнул картонку в печь, и пламя с радостью накинулось на новый корм. Пока визитка горела, он принял решение.

Сомнамбулист неуклюже вошел в кухню. Монолит его тела плотно окутывал ярко-лиловый халат. Мистер Мун пожелал ему доброго утра. Великан в ответ зевнул.

— Сегодня вечером представление отменяется. Пора переходить в наступление.

Сомнамбулист потянулся и снова зевнул. Затем нацарапал:

Иллюзионист ответил. Взгляд великана мигом сделался ясным, апатия улетучилась, и он явно ощутил себя полностью проснувшимся. Правда, ничего приятного в подобном способе пробуждении Сомнамбулист не находил.

Они выждали до заката и лишь тогда покинули театр, прокравшись мимо недовольной миссис Гроссмит и миновав уже залившего глаза Спейта, устроившегося здесь ночевать. Мистер Мун поздоровался с ним, приподняв шляпу. Бродяга ответил на приветствие какой-то стандартной нелепостью.

В нескольких минутах ходьбы от Альбион-сквер их ждал экипаж. Эдвард и Сомнамбулист молча забрались в него, не говоря ни слова вознице, одетому в черное и с лицом, замотанным шарфом. Впрочем, помощник инспектора всегда в равной мере отличался тактом и скрытностью.

Мистер Мун проинструктировал Сомнамбулиста:

— Сегодня мы отправляемся на охоту. Идем добывать сведения. Просто выуживать их. Я не хочу, чтобы ты вел себя как в прошлый раз.

Сомнамбулист с мудрым видом кивнул.

— Но если дело обернется плохо — а я на сегодня это вполне допускаю, — то могу я положиться на твой... опыт?

Снова кивок.

— Спасибо. В этой короткой поездке я ни на кого не мог бы так положиться, как на тебя.

Великан робко улыбнулся в ответ. Экипаж загрохотал по булыжнику.

Менее чем через полчаса они были у цели — грязного переулка в глубине Ротерхайта. Нехорошее место. Скопище жалких доходных домов, благотворительных кухонь и трущоб-развалюх. Улицы смердели от запущенности, а здешние обитатели, с их мрачными, землистыми и болезненными лицами, казались скорее животными, нежели людьми. Эта часть города отчаянно нуждалась в цивилизации, в милосердии и — да, я не колеблясь произнесу это слово, каким бы немодным оно вам ни казалось,— любви.

Немного вниз по улице, в шеренге полуразрушенных домов, привалившихся друг к другу, между пабом и ночлежкой, где бедняки платят по паре пенсов за право спать вповалку, находилось заведение, очень хорошо известное Эдварду Муну. Иллюзионист столь вежливо кивнул старому пьяному ласкару[10], сторожившему вход, словно тот служил швейцаром в «Рице» или привратником эксклюзивного клуба с пожизненным членством. Лас-кар подозрительно уставился на путников налитыми кровью глазами, но по всей видимости, он уже успел достигнуть того состояния, когда помешать кому-либо войти для него не представлялось возможным, а потому без лишних слов впустил обоих. По кривой полуразвалившейся лестнице гости сошли в самое чрево дома, в его ядовитое сердце, в гигантский подвал, смердевший грехом. В недоброй славы опиумный притон Фодины Яньгоу.

Подвал наполовину затопила пелена плотного ядовито-желтого дыма, а на полу шевелился своеобразный ковер из человеческих тел. Сведенных судорогой, уродливых и противоестественных. Какой-то молодой человек выглядел истинным памятником саморазрушению. Погруженный в блаженство рукотворного рая, он лежал с широко разинутым ртом. Зрачки несчастного, несмотря на раскрытые глаза, собрались в точки. Рядом с ним, ссутулившись, сидел доходяга-солдат, пока еще не успевший сбыть алый мундир своего полка, засаленный и обтрепавшийся за годы небрежения. Их руки, словно клешни, судорожно впились в мундштуки трубок, дарящих курильщикам одновременно и блаженство, и муку. Одуревшие от мака посетители бездумно валялись на лежанках с бледными пастозными лицами, подсвеченными масляными светильниками. Они напоминали беспомощных марионеток, чьи нити вдруг оборвались. Мистер Мун и Сомнамбулист осторожно пробирались между телами несчастных, почти каждый раз вздрагивавших, будто от яркого света, если вновь прибывшие оказывались рядом.

— Лотофаги,— прошептал иллюзионист. Великан озадаченно посмотрел на него, но прежде чем он успел нацарапать ответ, перед ними возник сутулый человек восточного вида с лицом настолько морщинистым и изъязвленным, словно его изуродовала какая-то чудовищная болезнь.

— Мистер Мун?

Говорил он с сильным акцентом, исполненным хитрости и коварства голосом.

Иллюзионист вежливо поклонился. Китаец сердито ткнул в великана.

— Почему он здесь?

Эдвард изо всех сил постарался успокоить его.

— Сомнамбулист пришел как мой гость. Даю слово, что он будет вести себя наилучшим образом.

— Его тут не хотят,— упирался Яньгоу.

— Не говорите так, — осклабился мистер Мун. — Вы раните его чувства.

Китаец едва не зарычал.

— Что вам надо?

— Что мне надо? — беспечно повторил иллюзионист. Шагнув к хозяину притона, он стиснул его бесформенный нос указательным и большим пальцами.— Мне нужны сведения, мистер Я. Надеюсь, вы с удовольствием ими поделитесь.

Китаец взвизгнул, вынужденно соглашаясь.

— Отлично.— Мистер Мун выпустил его нос.— Теперь попытаемся перейти к более цивилизованному разговору. Я расследую убийство Сирила Хонимена.

Яньгоу мрачно кивнул.

— Я уверен, что человек вашего ума сможет рискнуть ответить на мой следующий вопрос.

Хозяин притона рассмеялся.

— Видать, вы совсем отчаялись, раз пришли сюда! — заявил он.— Вы проиграете! Проиграете!

— Я никогда не проигрываю,— жестко ответил мистер Мун.

— Клэпхем! — торжествующе проскрежетал китаец.— По-моему, там вы проиграли!

Тень Сомнамбулиста упала на Яньгоу, и тот немедленно заткнулся.

— Мне нужны имена,— потребовал Эдвард,— все, что ты мог слышать. Любой шепоток, любой намек, слетевший с губ твоих наширявшихся клиентов. Любой злодей в Лондоне рано или поздно приходит сюда. Кто-нибудь из них может что-то знать.

Яньгоу издал булькающий вздох.

— Я не стану помогать вам, мистер Мун.

— Я могу вас заставить.

— Думаю, нет.

Эдвард ожег его гневным взглядом.

— Вы что-то знаете?

Китаец старательно пожал плечами, выдав себя лишь хихиканьем.

— Знаете!

Он покачал головой.

— Учитывая нашу долгую дружбу, мистер Яньгоу, мне кажется, что вы просто обязаны мне сказать.

Китаец ухмыльнулся.

— В противном случае,— решительно заявил мистер Мун,— я попрошу моего друга переломать вам пальцы один за другим.

— А...— Китаец вздохнул.— Меня предупреждали, что следует ждать вашего прихода.

Он хлопнул в ладоши, и рядом с ним возникли двое громил, по пояс обнаженных, чудовищно мускулистых, обильно татуированных и блестящих от пота. Яньгоу прищелкнул костлявыми пальцами. По его знаку оба вытащили неприятного вида тесаки и направились к мистеру Муну и Сомнамбулисту.

— Вас предупредили? — задумчиво произнес иллюзионист.— Интересно кто?

Один из громил бросился было к нему. Тесак просвистел в каком-то дюйме от лица Эдварда.

— Вы начинаете меня раздражать, мистер Яньгоу. А обычно вы бывали таким радушным хозяином.

Громила снова взмахнул тесаком, и мистер Мун инстинктивно попятился, внутренне браня себя за то, что не прихватил пистолет. Он сглотнул и вытер струйку пота со лба.

Второй громила размахивал тесаком, наступая на Сомнамбулиста. В отличие от хозяина театра, никогда особенно не блиставшего в драках, ассистент выглядел спокойным и невозмутимым.

— Убирайтесь отсюда! — завизжал китаец.— Вы пришли ко мне. Угрожали. Вы беспокоите моих посетителей. Вы много лет у меня как бельмо на глазу!

— Я могу прикрыть твою лавочку, когда захочу,— ответил, вернее, выдохнул мистер Мун.— Я терплю тебя единственно потому, что ты мне пока полезен.

Ох, не надо было этого говорить. Яньгоу хлопнул в ладоши.

— Вы меня утомили!

Громилы кинулись к ним уже не с целью просто напугать.

Они жаждали крови. Один из них попытался рубануть тесаком мистера Муна. Иллюзионист едва успел отскочить в сторону. И оказался приперт к стене. Продержаться долго ему явно не светило.

Зато Сомнамбулист не испытывал и тени сомнения. Второй громила, подобно озверевшему китобою, с ревом всадил клинок глубоко в живот великана.

Со смиренным любопытством Сомнамбулист осмотрел рану, поднял взгляд на здоровяка и улыбнулся. Его незадачливый убийца вытаращился, не веря своим глазам. Затем на лице его проступил настоящий ужас, когда великан, совершенно не выказывая боли, сделал шаг вперед, надевшись на тесак еще глубже. Так ему проще всего было дотянуться до громилы. Ожидая, что его жертва вот-вот упадет, здоровяк крепко держался за рукоять, Сомнамбулист наступал, и по мере его продвижения клинок глубже и глубже вонзался в тело, пока не вышел чистеньким со спины. Громилы хватило еще ненадолго. Обнаружив руки великана почти у самой шеи, он с нечленораздельным воплем бросил оружие и сломя голову припустил прочь.

Разбуженные шумом, некоторые из пленников опиума начали шевелиться во сне, некоторые, шатаясь, вставали на ноги, что-то бормоча или подвывая в смятении. Яньгоу завизжал от ярости и разочарования и выкрикнул какой-то приказ оставшемуся бойцу. С показной верностью своему хозяину тот ринулся на Сомнамбулиста и вонзил клинок ему в спину. Великан легко отшвырнул его и, даже не моргнув, вырвал оба клинка из тела. Как и в Театре чудес, на обоих не осталось даже крови.

Мистер Мун подошел к нему.

— Спасибо,— выдохнул он.— Затем повернулся к хозяину притона.— Итак: кто приказал тебе это сделать?

Китаец ошеломленно помотал головой.

— Мистер Яньгоу,— продолжал Эдвард убедительным голосом,— вы сказали, что кто-то предупредил вас о нашем визите. Я всего лишь хочу знать его имя.

Хозяин притона затрясся от ужаса.

— Я не могу. Мистер Мун, я не могу!

— Хорошо. Я попрошу Сомнамбулиста быть с вами поласковее. Но, как вы уже поняли, он из людей, не соразмеряющих свои силы.

Один из курильщиков, усатый хлыщ, до тех пор лежавший молча, вдруг, шатаясь, встал на ноги и проорал какую-то малопонятную чушь. Мун и Сомнамбулист, вздрогнув, обернулись к нему. Улучив момент, Яньгоу бросился наутек и через мгновение исчез в лабиринтах собственного заведения. Сомнамбулист пустился было за ним, однако мистер Мун его остановил.

— Не надо. Он знает это место куда лучше нашего. Боюсь, сегодня мы его упустили.

У великана был разочарованный вид.

— Ты в порядке? Такое должно отозваться даже на тебе.

Сомнамбулист нахмурился.

— У тебя неважный вид. Думаю, нам лучше вернуться домой.

Они покинули опиумный притон и направились в театр, мечтая о бульоне, который миссис Гроссмит обещала приготовить к их возвращению. Но когда экипаж въехал на Альбион-сквер, они увидели на ступенях потайной лестницы инспектора Мерривезера. Общество мистера Спейта его, без сомнения, раздражало, а вот бродяга, напротив, явно обрадовался неожиданному собеседнику. Громко вещая о чем-то и оживленно жестикулируя, он время от времени потрясал неизменным щитом:

— Джентльмены! — почти жалобно воскликнул Мерривезер, едва они выбрались из кеба.

— Инспектор...

— Где вы были на этот раз? — Детектив окинул взглядом их порванную и окровавленную одежду.

— Распутывали ваше дело,— отгрызнулся мистер Мун.

— Дурные новости...

— Продолжайте.— Иллюзионист вздохнул. Выпрямившись во весь рост, Мерривезер выдержал драматическую паузу.

— Ну? — В данный момент Эдвард не чувствовал себя способным оценить шутку театрального характера. Инспектор сглотнул.

— Еще одно убийство.