"Аркадий Алексеевич Первенцев. Володька - партизанский сын" - читать интересную книгу автора

спросил: - Так с чего сохнуть начал?
- Поймал Лука, прикрутил к дрогам конскими путами да и начал гонять по
кочкам, пока кровь с глотки не пошла. То смеялся Лука, а то сам испугался,
отвязал, домой отправил и гороху еще в карманы мне напихал.
- Может, не Лукой зовут Горбачева, а Тарасом? - нахмурившись, спросил
взводный.
- Нет, Лука, - отмахнулся пастух. - Тарас-то брат его. Тот
справедливый. Говорили на улице, у Кочубея он в отряде. Я бы сам к Кочубею
пошел в отряд, да негож. Все одно не возьмут.
Буйволы начали подниматься. Пастух встал. Он покачивался на длинных
ногах, застегивая бешмет.

- Кто в Крутогорской атаманует? - спросил будто невзначай Володька. -
Кто управляет, добрый до нищих-старцев?
- Да, может, до старцев и добрый, а вот молодых со свету сжил, - меняя
тон и возбуждаясь, ответил пастух. - Главный будет атаман Михаил Басманов -
генерал. Был проездом генерал Покровский, повешал, повешал людей и на фронт
подался. Сейчас Шкуро здесь. Азиатские полки смотреть приехал, а может,
царскую тетю проведать.
- Какую тетю? - насторожился Пелипенко.
- Да гостит сейчас в станице великая княгиня. Меня в воскресенье не
пустили по той улице, где она живет. В ее доме танцы.
- Гляди, прямо не Крутогорка, а Петербург, - удивился Пелипенко. - Да
что же они тут делают? Танцуют, и все? Люди кровь теряют, а они танцуют!
Пелипенко, забыв, что он немощный слепец, вскочил, плюнул и выругался
так, как мог отвести душу только лихой кочубеевский командир.
- Дядя Охрим, - дернул его Володька, - ты же слепец. У тебя должна быть
еле-еле душа в теле, а ты - как строевой конь!
- Тю, тю, забыл, - сокрушенно отмахнулся Пелипенко. - Не выдашь,
пастух, а?
Но тот, не обращая на него внимания и не попрощавшись, покашливая,
перебрел протоку и погнал в гору мокрое, блестящее стадо.
Влажная одежда досыхала в пути на горячем теле взводного. Они шли, и
для практики Пелипенко ворочал белками, пел, покручивая незамысловатый
органчик. Так добрались до церковной ограды и заночевали под густой и
надежной сенью грушевых деревьев, недалеко от чьей-то могилы.
Утром их прогнал церковный сторож, и они направились к базару.


III

Станица была многолюдна, шумна. Чувствовалась близость фронта. Во
дворах стояли армейские повозки, тачанки, кухни. На площади, у веревочных
коновязей, расположилась сотня казаков-черноморцев; накрытые брезентом,
серели горные орудия.
На базаре бабы торговали молоком, сметаной, маслом. Гоготали гуси,
ощупываемые и передаваемые из рук в руки. Бойко распродавались арбузы и
дыни.
Молчаливые карачаевцы сидели на корточках возле пирамид овечьего сыра -
брынзы. Тут же рядом, связанные веревками, поводили печальными влажными