"Аркадий Алексеевич Первенцев. Люди одного экипажа " - читать интересную книгу автора

сам, - пошутил Дубонос, - поэтому вас я решил использовать подручным, ну, а
вы не оправдали моего доверия, товарищ Карабака.
- Оправдаю, товарищ командир, - отчеканил Карабака.
- Посмотрю, товарищ Карабака. Мы займемся хвостовым оперением, как
сказали бы летчики. Чтобы следом за кормой - ровный такой, пенистый след,
чтобы наш корабль красиво держался на курсе... Вот прямо сейчас и приступим.
Через полчаса команда видела своего нового командира в несколько
необычном наряде: в тех же ботинках на толстой подошве с тупыми носами, но в
легких нанковых брюках и тельняшке-безрукавке. Возле него трудился рулевой
Карабака, и казался он перед командиром просто цыпленком. То, что командир
катера сам решил проверить рулевое устройство и довести судно до строгой
чистоты линии, сразу стало известно всем. Стало известным и то, что командир
прошел морскую службу "от киля до клотика", а начинал на пароходе
"Декабрист", который сейчас стоял в порту и готовился к походу.
Ночью, простояв часа три у тисков за слесарной грубой работой, Дубонос,
выйдя на палубу, случайно услышал разговор двух краснофлотцев, устроивших
небольшую, в кулак, перекурку. Дубонос услышал конец разговора.
- Что ты, Ковтун, у Петра Великого было полторы сажени росту, а у
командира всего одна сажень, - сказал один.
- Я Петра Великого не бачив, но в кино бачив, - спорящим голосом бубнил
тот, кого собеседник называл Ковтун, - ничуть он не выше нашего командира
був, ручаюсь. А чеботы бачив, Гетьман?
- А как же, - с медлительной снисходительностью отозвался Гетман, -
сорок шестой номер. Потому он и спасает их, что трудно достать сразу такой
размер. Нужна специальная колодка. Слыхал я у ребят, Ковтун, что по нашему
командиру теперь можно точно угадать, будет катер тонуть или не будет. Как
начнет разуваться, так дело швах. Как обутый, бей до последнего, ничего не
бойся, вытянет.
Собеседники помолчали, сплевывая в воду и покуривая. Заслышав твердые
шаги боцмана, сразу не исчезли, а степенно дотянули цигарки, стукнули на
месте каблуками и ушли в кубрик.
"Черт возьми, - подумал Дубонос, - чего только о тебе не наплетут? И
что за глупая шутка: "Как начнет разуваться, так дело швах". Он постоял на
том месте, где стояли два приятеля, наблюдая, как иногда мелькали искристые
следы - мелкие рыбешки играли в фосфоресцирующем море.
Далеко в горах плакали шакалы, раньше они приходили чуть ли не на улицы
городка, и только появление здесь флота, постоянные учебные стрельбы
отпугнули их. Невольно вспоминались густые заросли на Молидивских островах и
плач зверей, очевидно тоже шакалов, на кромке зарослей и черной воды. Как
ему завидовали тогда, и мало кто знал то чувство затерянности, которое
всегда испытывал он в чужих океанах. Свое Черное море он любил, здесь
выросли и воспитывались несколько поколений его рода, здесь когда-то служил
его отец.
Дубонос встряхнул плечами, сырая прохлада забиралась под одежду. Он
разгадал в темноте силуэт "Декабриста" и бушприт, похожий на клюв аиста.
Давно перестали делать пароходы с бушпритами. Трогательным напоминанием о
парусном флоте торчал этот клюв. На "Декабристе" ходил и отец Дубоноса, и
годы детства прошли перед ним далекими и сказочными, хотя и в детстве немало
было тревог, трудов и огорчений. "Декабрист", кажется, должен пойти в
прифронтовую базу. Дубонос еще вчера заметил оживление у парохода, мотание