"Елена Первушина. Вертикально вниз (Ru.SF.SEMINAR)" - читать интересную книгу автора

годы работы (вот когда "сыграло" отсутствие кожуха).

А потом, по словам Светляка, началось самое страшное.

Операторы, да и сам директор, не могли поверить в то, что реактор
разрушен. Этого просто не могло быть, потому что не могло быть никогда. Им
казалось, что взрыв произошел только в системе подачи воды. А потому они
почти три дня лили воду через запасные трубы в активную зону, гасили
несуществующий уже реактор, а тот продолжал плеваться радиоактивными
отходами.

В Москву летели телеграммы: "Реактор цел. Льем воду". Задерживалось
решение об эвакуации. Hа соседних блоках продолжали работать люди,
несмотря на то, что уровень радиации в помещениях все еще был смертельно
высок. Hо на Станции было мало исправленных дозиметров. Всех, кто пытался
спорить, всех, кто говорил, что графит на крыше машинного зала означает
взрыв самого реактора, директор посылал на разведку: пусть пойдут и
убедятся собственными глазами, что реактор цел и невредим.

Светляк, позабыв, что он невидим для людей, метался по коридорам,
кидался под ноги бегущим. Умолял повернуть назад, не подходить к погибшему
реактору, не набирать смертоносных рентген. Hо все тщетно. Они все-таки
шли, чтобы увидеть то, во что не могли поверить, и умереть от своего
неверия и незнания. Умереть от недостатка воображения и здравого смысла.

Вот тогда он и сдался, уполз на крышу машинного зала, где полыхали и
обычным огнем, и невидимым куски графита. Лег и помер, глядя в багровое
потрясенное небо. Hо, умерев, не родился снова под порогом только что
построенного дома, как бывало с обычными домовыми. Душа его была так
тяжела от горя, что Светляк покатился по Лестнице Времени, чтобы там
внизу, в темноте, где нет еще ни людей, ни домов обрести наконец покой и
забвение.

- Они не понимали, что дiют, и даже не понимали, что не понимают этого!

Вы понимаете? - допытывался Светляк.

- Понимаем... - хором протянули домовые.

Ши Джон скрежетал зубами от обиды. Он ждал только, чтобы этот лысый
урод закончил говорить, а там уж он ему все-все выскажет.

У Беппо снова слезы покатились по щекам. Он поглубже забрался в свое
"гнездо" - ворох одеял и пледов, с которыми итальянец почти не
расставался, будто так и не смог отогреться с той ноябрьской ночи.

Молодой вжался в кучу угля, просто врос, слился с ней. Ему казалось,
что вот-вот страшный невидимый огонь от светлякова реактора дотянется
сквозь толщу лет и до его корабля, превратит их в сухие оболочки,
наполненные воспоминаниями.