"Лео Перуц. Парикмахер Тюрлюпэн " - читать интересную книгу автора

со словами священника, препоручавшего душу усопшего милосердию Господа.
- Не слушай его, - молился Тюрлюпэн, - не верь всему, что он
рассказывает про меня. Он лжет. Я всегда был нищелюбив. Но это не нищий, он
бездельник, и его сын прожигает жизнь с музыкантами и женщинами. Монету в
восемь су я отдал вот той старухе, она ее заслуживает, Ты ведь видишь, она
слепа и глуха.
Но не видно было знамения о прощении на размалеванном небе, Бог-Отец с
неподвижным лицом смотрел на апостолов и пророков и на молящегося Тюрлюпэна.
- Он мне не внемлет, - растерянно бормотал Тюрлюпэн, - Он верит
хромоногому старику, а не мне.
И, удрученный, вспомнил он вдруг о своем обете и о свече, которую
держал под мышкой. Этой свечою он должен был умилостивить Бога. Сквозь
железную решетку он заглянул в церковь, увешанную черными тканями и полную
молящихся. Звуки "In resurrectionis gloria"[5] мощно потрясали своды. На
главном алтаре и приделах горело много сотен восковых свечей, красных,
желтых и синих, и в этом море света должен был исчезнуть его собственный
бедный огонек.
- Ничего не поделаешь,- сказал он уныло, - придется мне заказать еще
одну мессу за упокой этого старого негодяя, Бог настаивает на этом.
И он обратился к монаху-тринитарию, стоявшему в притворе церкви.
- Отец мой, - сказал он, - я дал обет отслужить мессу за упокой
старика, которого там отпевают. Знаете вы его имя?
- Жан-Гедеон герцог де Лаван из рода Ла-Тремуй,-прошептал монах.
- Жан... Герцог... Не может быть! - крикнул Тюрлюпэн. - Я ведь видел
его на мосту!
- Жан-Гедеон герцог де Лаван из рода Ла-Тремуй, наследственный
наместник Иль-де-Франса, обершталмейстер Его Величества, всемилостивейшего
нашего господина и короля, - повторил монах.
- Да упокоит Господь его душу, - пробормотал Тюрлюпэн в испуге и
смятении и неуверенной походкой вошел, сквозь открытые двери решетки, в
церковь, где собралась вся французская знать.


Глава V

Медленно пришел в себя Тюрлюпэн. Вокруг себя он видел пышность и блеск
королевского двора. Шуршащие шелка, парча и атлас. Шарфы, ленты, серебряные
кружева, сверкающие камни на шейных цепочках, позументы на шляпах, пряжки на
башмаках и застежки. Легкий лязг шпаг на каменных церковных плитах,
примешивающийся к пению хора. Странные ароматы, слившиеся с запахом фимиама.
Тюрлюпэн понял свою ошибку, понял, что весь этот блеск не мог окружить
похороны нищего. Он видел гроб на катафалке, двенадцать свечей желтого воску
горело с каждой его стороны. Он видел архиепископа, окруженного клиром и
магистрантами. Нет, это не было скромное отпевание бедняка. Двери, откуда
ступени вели в подземный склеп, были настежь открыты, потому что погребение
должно было состояться в самой церкви, а не на кладбище. Из этого Тюрлюпэн
заключил, что умерший был действительно герцогом, пэром Франции, ибо
похороны в церкви - он это знал - составляли священную привилегию королей,
пап, кардиналов и высшей знати.
Сосредоточенно и молчаливо стояли четыре дворянина, на которых выпала