"Анри Перрюшо. Поль Гоген " - читать интересную книгу автора

какой-то момент внушало опасения. Флора стала героиней дня - эта роль,
несомненно, была ей по вкусу. Когда 31 января Шазаль предстал перед судом
присяжных - заседания происходили 31 января и 1 февраля, - в зале собралась
огромная толпа. Красота Флоры, ее изящество, длинные черные волосы, смуглая
кожа испанки, весь ее хрупкий облик тронули присутствующих. Рядом с ной
Шазаль, даже не пытавшийся скрыть свою ненависть, играл жалкую роль. Он
хладнокровно заявил, что жалеет только об одном, что не застрелил Флору.
Приговор был суровым: Шазаль был осужден на двадцать лет каторжных работ
после стояния у позорного столба. Через три-четыре месяца наказание было
смягчено: стояние у позорного столба отменили, а каторжные работы заменили
тюрьмой.
О Шазале постарались забыть. Его гравировальные и литографские работы
были приписаны его брату Антуану, благо, совпадение инициалов облегчило этот
подлог[7]. Флоре было разрешено "сменить фамилию Шазаль на фамилию
Тристан"[8].
За Шазалем захлопнулись двери тюрьмы, а Флора Тристан, которой
исполнилось тридцать шесть лет, начала новую жизнь. Покушение, жертвой
которого она стала, сделало ее знаменитой. "Скитания парии" были быстро
распроданы. Флора стала писательницей. Она сотрудничала в газетах "Волер" и
"Артист", опубликовала новую книгу - роман "Мефис". Круг ее знакомых
составляли теперь писатели, философы, художники. Утверждая "право женщины на
счастье", она еще с 1838 года стала требовать восстановления развода,
который был отменен в 1816 году. Но это было только начало ее деятельности,
которую она стремилась расширять и расширять. Считая себя жертвой общества,
Пария, естественно, сблизилась с теми, кто хотел это общество изменить, - а
именно с фурьеристами. Она заинтересовалась судьбой рабочих. Как и женщины,
как и она сама, они были жертвами существующего социального строя...
В 1839 году, вскоре после процесса, Флора вновь отправилась в Англию,
где изучала тяжелые условия существования английских рабочих. Она
сочувствовала им, негодовала. И тут произошло событие, сыгравшее огромную
роль в ее жизни.
Флора посетила дом для умалишенных в Бедламе, ей предложили повидать
одного больного, по национальности француза. "У него редкая мания,
рассказали ей, - он воображает себя богом. Это бывший моряк, он много
путешествовал, говорит чуть ли не на всех языках и, как видно, был достойный
человек". "Как его фамилия?", - спросила Флора. - "Шабрие". "Шабрие!" -
Флора вздрогнула. На самом деле, этот Шабрие не имел ничего общего с бывшим
капитаном "Мексиканца" (их фамилии даже писались по-разному). Но это
совпадение потрясло Флору.
"О сестра моя! - воскликнул безумец. - Сам бог посылает мне вас в эту
юдоль страданий, не для того, чтобы спасти меня, ибо мне суждено здесь
погибнуть, но чтобы спасти идею, которую я принес миру. Внемлите мне! Вы
знаете, что я посланец вашего бога, мессия, возвещенный Иисусом Христом. Я
явился довершить дело, им предначертанное. Упразднить все виды рабства,
освободить женщину от кабалы мужчины, бедного от кабалы богатых, душу от
служения греху!"
Этот взволнованный бред не слишком удивил Флору. "Так говорили: Иисус,
Сен-Симон, Фурье", - писала она.
"Сестра моя, - сказал он мне, - я дам тебе символ искупления, ибо
считаю тебя достойной его". Несчастный носил на груди дюжину маленьких