"Евгений Пермяк. Горбатый медведь. Книга 2" - читать интересную книгу автора

Что было, того уже нет, а что будет, никто не скажет. Значит, не о чем
и говорить. Однако же нельзя было все время сидеть молча.
- Вот что, товарищ Толлин, - не своим голосом заговорил Герасим
Петрович, - здесь нам делать больше нечего. Мы уезжаем отсюда сегодня.
Сейчас же.
И сейчас же, не медля ни минуты, он поднялся, снял с вешалки свою
шинель, не спеша, но как-то очень быстро, будто он уже не раз это делал,
срезал свои погоны. Затем сорвал с фуражки кокарду и тоже, как и Степан
Петрович, взял свой такой же чемодан. Машинально открыл его, потом так же
машинально закрыл, а затем сказал:
- Одевайся! Гимназическая шинель останется здесь. Товарищам. Наденешь
этот ватник.
И в комнате казармы остались ненужные теперь вещи. Зеркало. Ремень для
правки бритв. Несколько книг на полке. Стаканы и чашки. Две тарелки. И
кошка. Она была неизвестно чья, но чаще всего находилась в этой комнате.
Кошка хитро прищурилась, глядя на одевавшегося Герасима Петровича.
Прищурилась и мяукнула что-то недоброе. Наверно, это все показалось
Маврикию, у которого, как он теперь знал и сам, кое-что было сдвинуто,
кое-что недовинчено, а некоторое, наоборот, перевинчено в его голове. И тут
удивляться нечего. Герасим Петрович, у которого было все на месте и все
довинчено, крикнул кошке:
- Брысь ты, окаянная! Все равно не сбудется твое мярганье.
Кошка получила за недобрые предсказания хороший пинок.


XII

Герасим Петрович предупредил дорогой Маврикия:
- Мы зайдем к швее, которая обшивала офицеров ГАУ. Белье и все такое.
Там я приведу себя в дорожный вид, а ты поговоришь с ее матерью. Очень
образованная женщина. Женщина-фельдшер.
Если принять во внимание, что природа, обделив Толлина ростом, не была
скаредна во всем остальном, то нетрудно понять, почему Маврикий заподозрил,
что эта женщина не шила белья офицерам ГАУ. Белье выдавалось господам
офицерам в сшитом, и хорошо сшитом, виде. Не шила она и "все такое". Не было
его. Если платки, так они продавались дюжинами.
Швея жила не близко. На Пятой роте. Когда они подошли к дому, навстречу
им выбежала молоденькая, прехорошенькая женщина и хотела, как показалось
Маврику, выразить свою радость совсем не теми словами, какими она выразила
после того, как опередивший ее Герасим Петрович сказал:
- Знакомьтесь. Мой сын. Маврикий.
- Очень приятно... Очень приятно, - зазвенела она тоненьким голосочком.
И Маврик услышал в этом звоне, что ей вовсе не приятно, а даже очень
неприятно знакомиться с ним.
Они вошли в маленькую уютную квартиру с ковриками, салфеточками,
пуфиками, слониками, кошечками, свинками, куколками, пасхальными яичками и
венчальными свечами под стеклом в киотах икон в переднем углу.
- Я очень скоро, - сказал Герасим Петрович, проходя в комнаты следом за
швеей.
- Сюда, прошу сюда, молодой человек, - пригласила не очень еще старая