"Евгений Андреевич Пермяк. Бабушкины кружева (сборник) " - читать интересную книгу автора

начиная свой трудовой путь таким же молодым шерстобитом, добыл подобие
музыки из такой же струны.
Позднее я узнал от Федора Семеновича, что струна шерстобитного
инструмента натягивалась то туже, то слабее, в зависимости от того, какой
была шерсть. Если она слежалась, струна натягивалась сильнее, звучала выше,
от этого менялся и ритм работы, а вместе с ним и выговаривалась другая
песня.
Федор Семенович сам придумывал эти песни под свою струну. Теперь это
делал его приемный внук Шоша.
Пока еще не было светло, и Шоша, задув семилинейную керосиновую
лампешку, которую возил с собой на случай, ежели у хозяев нет огня, бил
шерсть на слабой струне, чтобы не будить спавших. Когда же где-то
далеко-далеко, чуть ли не под Алтаем, забрезжил неторопливый рассвет, Шоша
перешел на тугую натяжку струны и веселые наговоры:

Ах, трпруны, трпруны, трпруны!
Голос звонкий у струны,
На всю горницу поет,
Выговаривает,
Чаю требоваёт...
- Ты, хозяюшка, вставай,
Жирну кашу подавай...
Как без каши петь струне
На чужой на стороне...

И так минут на десять без передышки насбирывает-наговаривает Шоша все,
что ему приходит в голову.
Настя уже встала, затопила печь. Из кухни пахнет блинами. Это
распространенное старожильское блюдо подается не только на масленой неделе.
Настя успела дважды забежать к Шоше. Один раз - с блином, а другой - просто
так, дернуть его за ухо.
Что будет дальше? Как повернется эта новая встреча Шоши и Насти, я не
мог тогда представить себе даже приблизительно. И мне так не хотелось
уезжать в далекое село Ключи: я боялся, что без меня случится непоправимое,
хотя мое присутствие в доме Мокшаровых, наверно, ничего бы не изменило.
Пробыл я в отъезде более десяти дней и вернулся накануне рождества.
Рождество в Заозерке едва ли даже отдаленно можно было назвать
церковным праздником. И не только потому, что самая ближняя церковь
отстояла в сорока километрах и поп здесь бывал раз в году по сухой дороге,
в теплые дни.
В моей памяти заозерское рождество сохранилось хмельным зимним
праздником живота, праздником еды и гулянок. Здесь даже не славили Христа.
Холодно. Да и не знали слов прославления дня рождения своего бога. Да и
откуда их знать? Даже Мокшариха, старая женщина, молилась без канонических
молитв, выдумывая их сама, как Шоша выдумывал песни. Она молилась просто:
"Господи Иисусе Христе и пресвятая богородица, пошлите свою благодать..." -
и далее следовало, кому и какая испрашивалась благодать... Себе, Насте,
пашне, занедужившей корове или овце.
С богом отношения у заозерцев были простые, деловые, даже, я бы
сказал, с языческими пережитками. Зять Мокшарихи Степан прямо сказал ей,