"Евгений Андреевич Пермяк. Последние заморозки " - читать интересную книгу автора

перечерчивала твои чертежи, потанцевал бы ты с ней, а я с Руфиной.
- Да, да, - обрадовался Алеша, - я даже не знал, что ты здесь...
Совершенно закружился с ученицами.
- И очень хорошо. Ты мало веселишься. Я в первый раз сегодня вижу тебя
таким оживленным.
Ийя подняла на него свои серые, необыкновенно большие и добрые глаза.
Они как окна дедушкиного дома. Заглянешь в них - и окажешься в тишине с
детства милой большой горницы.
Все чисто в этих глазах, дорого и мило сердцу.
Алеша пригласил Ийю на быстрый вальс.
Ийя всегда преображалась в танце. Она, будто мотылек рядом с молодым
коренастым медведем, порхала, как бы ускользая от попыток Алеши наступить
ей на ногу. Не он, а она вела его. Вместе с хорошим певцом поет и
безголосый. Ему легко было танцевать с нею.
С нею ему всегда было легко, потому что он никогда не задумывался, что
нужно сказать, как должно себя вести.
А Сережа танцевал чопорно и строго. Так танцуют на балах при
начальстве только курсанты военных училищ.
Каждое движение Сережи было отчетливо, как буква в написанной им
строке. И сейчас он будто не танцевал, а писал экзаменационное сочинение,
боясь пропустить хотя бы одну запятую.
- Устала я, - вдруг сказала Руфина, выходя из танца.
- А я не устала, - послышался голос Капы, и она так молниеносно, так
цепко положила свою руку на Сережино плечо, что ему уже неудобно было
сказать: "Я не хочу танцевать с тобой, мышонок". К тому же он
распорядитель, а распорядители обязаны быть особенно обходительны.
Счастливая Капа закружилась в первом настоящем бальном танце, которого
она так ждала. Кружась, она шепнула Сереже:
- Как я рада, Сережа, за Руфу. - А потом, на другом повороте, она
досказала: - И за твоего брата Алексея Романовича.
Сергей едва не вскрикнул. Никто еще не жалил его так больно. Но Сережа
сдержался и не назвал ее змеенышем.
Только подумать...
Нет, никто не знает, с какого возраста язык девчонок начинает
вырабатывать яд. Наверно, очень рано. Потому что он им заменяет кулаки
мальчишек и позволяет обороняться и наступать.
Зачем? Скажите, зачем он писал Руфине письмо, которое напрасно теперь
лежит в левом внутреннем кармане его пиджака, у самого сердца? Трепетного.
Бьющегося. Обманувшегося сердца.


X

Нескончаемо длинный, светлый вечер, минуя ночь, переходил в раннее
утро. Пахло июньской свежестью. Заводы, не знающие сна, и те как-то
притихли в этот час.
Из дворца веселыми стайками, семейными группами, парами и в одиночку
возвращались участники школьного бала.
Капа возвращалась одна. И это понятно. Она была полна впечатлениями о
первом бале. И ей хотелось не растерять их. Донести до дому. И там, засыпая