"Артуро Перес-Реверте. Испанская ярость" - читать интересную книгу автора

врага при СенКантене, разграбили Рим и Антверпен, овладели Амьеном и
Остенде, перебили десять тысяч врагов при взятии Хеммигена, восемь - при
осаде Маастрихта и девять - в деле при Экло, причем тогда дрались
врукопашную, стоя по пояс в воде. Бич Божий, гнев Господень. И с первого
взгляда становилось понятно, почему: наше корявое хмурое воинство,
нагрянувшее из выжженных солнцем южных краев, сражалось на враждебной
чужбине, где отступать было некуда, а поражение означало уничтожение. Одних
привело сюда желание слава, других - намерение покончить с нищетой и
голодом, так что известная песенка из "Дон Кихота" была будто про них
писана:

В полымя да из огня
Рвусь не за медали:
Были б деньги - здесь меня
Только б и видали.

Или такие вот старинные и красноречивые стихи:

Коль денег нет, седлай - и в стремена!
Дерись и в ус не дуй, как говорится.
Раздвинутся Кастилии границы
Пред грудью боевого скакуна.

Ладно. Стало быть, мы раздвигали - и, к слову сказать, долго еще будем
раздвигать - границы Кастилии своими клинками и вот сегодня с Божьей ли
помощью или по дьявольскому наущению вернули короне отложившийся было
Аудкерк. Над балконом одного из домов на площади реяло знамя нашей роты;
товарищ мой Хайме Корреас отправился искать своих. Я же зашагал дальше,
стараясь держаться подальше от нестерпимого жара, и, обогнув полыхающую
ратушу, увидел двоих: они торопливо вытаскивали связки книг и бумаг и
складывали их на улице.
Это было похоже не столько на грабеж - кто ж польстится на книги? -
сколько на спасательные работы. Так или иначе, я подошел поближе. Помнится,
я уже говорил вам, что в бытность мою столичным жителем познакомился с
печатным словом, благодаря дружеским отношениям с доном Франсиско де
Кеведо - он подарил мне Плутарха, - занятиям латынью и грамматикой с
преподобным Пересом, любовью к произведениям Лопе де Беги и страстью к
чтению, которую питал мой хозяин, капитан Алатристе.
Одним из тех, кто вытаскивал книги, был голландец средних лет с
длинными седыми волосами, одетый во все черное, как пастор, хотя он не был
похож на местных священнослужителей, если, конечно, позволительно отнести
это слово к тем, кто смущает уши и прельщает души ересью Кальвина, гореть
ему, подлецу, в геенне огненной вовеки веков. Я решил, что это какой-то
муниципальный чиновник, и прошел бы своей дорогой, если бы мое внимание не
привлек второй: когда он появился в дверях с охапкой книг, я увидел на нем
форменную красную перевязь, принятую в нашей пехоте. Он был молод, с
непокрытой головой, а мокрое от пота, черное от копоти лицо
свидетельствовало, что ему уже не раз приходилось нырять в зев жаровни,
которую являло собою здание ратуши. Шпага на перевязи, высокие сапоги
перепачканы грязью и сажей, рукав колета дымится, а ему вроде бы и дела до