"Даниэль Пеннак. Фея Карабина ("Малоссен" #2) " - читать интересную книгу автора

больше нравится, магрибинцев. Блондинчик никак не мог решить, как бы их так
обозвать, чтоб не прослыть расистом. Он был национал-фронтистом и не скрывал
этого. Но в том-то и дело, что он не хотел, чтобы говорили: он-де с
Национальным фронтом, потому что сам расист. Нет-нет, как в былые годы учили
его на уроках грамматики, тут отношения не причинные, а следственные. Он
национал-фронтист, и вследствие этого объективно задумался над опасностью
неконтролируемой иммиграции и по здравом размышлении пришел к выводу, что
надо вышвырнуть к чертовой матери из страны всю эту мразь, и как можно
скорее; во-первых, чтоб не портили нашу чистокровную французскую породу,
во-вторых, из-за безработицы, а в-третьих, безопасности для. (Когда у
человека столько оснований мыслить здраво, как можно оскорбить его
обвинениями в расизме.)
Итак, старушка, африкообразная лужа, два араба на тротуаре напротив,
Малыш со своим припадочным псом и размечтавшийся блондинчик... Звали его
Ванини, служил он инспектором полиции, и его уделом было именно заботиться о
безопасности. Потому он и стоял тут и бдил, в числе прочих полицейских в
штатском, разбросанных по Бельвилю. Потому и холодила ему правую ягодицу
пара хромированных наручников. Потому и потягивала под мышкой кобура со
служебным пистолетом. Потому и кастет в кармане, и баллончик с газом в
рукаве - личное дополнение к уставному набору оружия. Сначала применить
газок, а уж потом спокойно вдарить кастетиком - этот рецепт он изобрел сам и
не раз доказал его эффективность. А все оттого, что ну очень остро встала
проблема небезопасности! Четыре старушки, которых меньше чем за месяц
зарезали в Бельвиле, - они ведь не сами себя порешили!
Насилие...
Значит, насилие...
Белокурый Ванини искоса и задумчиво взглянул на арабов. Неужели они и
дальше будут резать наших старушек как баранов, за здорово живешь? Внезапно
блондинчика захлестнула жажда подвига: на противоположном тротуаре два араба
стояли и калякали по-своему, а он, инспектор Ванини, стоял напротив,
белокурый и чистый, с тем сладостным чувством в сердце, которое греет вас,
когда вы очертя голову ныряете в Сену на зов протянутой руки. Добраться до
старушки раньше них. Не дать свершиться преступлению. Тут и силу применить
не вред. Вот юный инспектор ставит ногу на Африку (кто бы сказал ему, что в
один прекрасный день он зайдет так далеко...). Большими уверенными шагами
приближается к старушке. Нет, он не поскользнется. Он обут в высокие
шнурованные ботинки с металлическими подковками, в те самые ботинки, которые
он носит не снимая с периода Высшей военной подготовки. Итак, он идет по
льду на помощь представительнице пожилого или старшего возраста, не теряя из
виду арабов напротив. Доброта. Сейчас он весь - одна большая доброта. Потому
что хрупкие плечики старушки внезапно напомнили ему плечи его собственной,
ваниниевской бабушки, которую он так любил.
Увы, любовь была посмертной. Да, часто наши старики умирают слишком
рано, не дождавшись наступления нашей любви. Ванини сильно досадовал на
бабушку за то, что она не дала ему времени полюбить себя при жизни. Но, в
общем-то, любить покойника - лучше, чем вообще никого не любить. По крайней
мере так думал Ванини, приближаясь к готовой вот-вот упасть старушке. Даже
сумка у нее была какая-то трогательная. А уж слуховой аппарат... Бабушка
Ванини тоже под старость оглохла и так же без конца регулировала громкость
своего аппарата, крутя колесико, расположенное между ухом и редкими волосами