"Ася Пекуровская. Когда случилось петь С.Д. и мне (о С.Довлатове)" - читать интересную книгу автора

Множество зелий, распивавшихся вашим поколением, настоено именно на нем.
Было время шкаликов и штофчиков. После них пошли графинчики.Потом зацвели
абажуры цвета апельсиновой корки. А вам достался инфантилизм. - Слава Богу,
что достался! - кричу я. - В те дни, когда облака были высокими, снег белым,
Россия - нашей родиной, и еще никто не вызвался добежать-доскакать-долететь
до того дуба, который оказался деревом, мы были самыми молодыми.
Теперь вообразите себе Америку с ее гражданским уложением и детской
преступностью. Да чего там уложение или преступность. Вообразите вашего
дитятю. В Америке он становится американцем, держит в одной руке надкусанный
бутерброд, а другой распивает Кока Колу, попирая ногами белоснежный батист
покрывала. И что вы думаете у него при этом на уме? Он желает рассифонить
сахарную смесь по поверхности батиста, а потом заснуть перед включенным
телеэкраном. Впрочем, очередность может быть иной. Ведь у него, у вашего
дитяти, по тому гражданскому уложению, вся жизнь впереди. Однако, чуть
перевалит дитятя за свой рубеж, тут ему уже другой хвост каметы светит. А не
пора ли, друг сердечный, тебе выпась в темный осадок? А причем тут свобода?
То есть не то, что демократия качнулась вправо. Как раз наоборот. Демократия
сонорно стоит на своем сорок втором, как раз на широте Крыма. Но ведь она
тоже не без своих капризов. Так что тебе, повзрослевшему дитяти, надлежит в
своем темном остатке не выкрахмаливаться. - Так мне ж так сподручнее, -
думает себе дитятя. - Я и сам того себе желаю. Не выкрахмаливаться, чтоб
было мягко да морщинисто. Что с того, что они все еше твердят: отцы и дети,
дети да отцы, хотя отцов уже, можно сказать, днем с огнем. - А как нужно
твердить? - Подскажите, как?
Вот и представьте себе мою Машу, охваченную скарлатинным заревом,
причем, даже не своего, а моего инфантилизма, тогда еще не
диагностированного, но уже отмеренного ртутным шариком в графе гражданского
уложения. "А вот ты ответь, - слышу я строгий голос где-то на уровне своего
бедра, - почему на балет я должна ходить в колледж, а на уроки рисования в
музей? Ведь я же девочка. Я люблю Кока Колу. И почему у нас запрещен
телевизор? На каком основании?" Были у нее и сверстники, тоже дитяти, уже
набравшиеся серьезности и гражданской причастности, диагностированные у их
родителей. Их досуг и мозговой потенциал уже измерялся активом типа
бойскаутство, "slumber party" и групповые ристания, проходившие под именем
"спорт". Моя "девочка", надо отдать ей справедливость, отстаивая свои
конституционные права, изъяснялась со мной исключительно по-русски, каких бы
мук ей это ни стоило.
Система запретов и предписаний, насаждаемая в нашем доме, не была
окрашена в моем сознании сомнением в ее непогрешимости, хотя не было такого
провидца, который бы не узрел в моем родительском стиле заряда
догматичности, жестокости и произвола. Конечно, Маше благочестиво внушалось,
что она вольна читать и обозревать на экранах все, что ей заблагорассудится,
исключая, разумеется, то, что уже заблагорассудилось поколению ее
сверстников. Маша бунтовала, искала поддержки у взрослых. Появлялись
взрослые, которые, потея, разъясняли мне, что моя позиция лишает ребенка
самой драгоценной в стране, где мы живем, возможности - быть тем, чем она
хочет, а хотел мой ребенок тогда именно того, чего хотели все ее сверстники
- быть как все.К счастью для меня и, надеюсь, для давно повзрослевшей Маши,
судьба уберегла ее от этой драгоценной возможности и уберегла безвозвратно.
Однако результат был достигнут средствами, единственно доступными человеку,