"Золотарь, или Просите, и дано будет..." - читать интересную книгу автора (Олди Генри Лайон)

ДЕНЬ ТРЕТИЙ ОДИН ИЗ НАС

Лысый никуда не торопился. Критически изучал дисплей, словно хотел вымыть его с мылом. Обидно! Будто нет ему никакого дела до эксперимента, который сам же и предложил «замутить». Ни до «Авгикона», ни до его ужас какого ответственного директора…

Я бродил по «студии», чувствуя себя полным идиотом. Хотя в идиотах, по идее, должен был ходить лысый. Да, моя теория — завиральная. Но эксперимент для ее проверки… Бред сивой кобылы. Я поймал себя на том, что хожу, заложив руки за спину — как Чистильщик. Убрал руки из-за спины. Мотыляются. Сунуть в карманы? Вульгарно. Продеть большие пальцы в петли для ремня? Уже лучше. Но за спиной — все равно удобнее.

Место требует? Должность давит?

Обезьянничаю?

— Хотите чаю?

— Хочу, — лысый отрывает взгляд от дисплея. — Красного, если есть.

— С сахаром?

— Без.

— Сей минут, начальник.

На кухне звякает, отключаясь, электрочайник. Когда я успел его поставить? Только провалов в памяти мне не хватало! Ты, начальничек, ключик-чайничек… отпусти до дому… Дух Чистильщика незримо витал над нами. Над жестянками и пакетиками с чаем. Над керамическим заварником. Над двумя кофеварками. Над чашками из дешевого фаянса, чисто вымытыми бабой Нелей.

— Вот, пожалуйста.

— Спасибо.

Смеркалось, как сказал классик. Июнь, темнеет поздно. И не скажешь, что седьмой час. Все наши разошлись по домам, одна Шиза в «котле» варится. Ждет, пока я освобожусь. Про эксперимент я ей не рассказывал. Но, как говорил актер Джигарханян, разве бабу обманешь? Она сердцем чует.

Как закончим, спущусь за ней.

Эй, лысый? Чего резину тянешь? Молчит лысый. Не реагирует на мои красноречивые взгляды. На покашливание с намеком. На сто двадцать восьмой круг по «студии». Чихать он хотел на «невербальное общение». Специально мне нервы мотает?

В нужное состояние вводит?

Кот рассказывал: у него приятель — режиссер. Так он на репетициях актеров тиранит — чистый Калигула. Умеет, гад. То одну актрисулю в себя влюбит, то другую. И бросает перед премьерой. Они потом Офелий играют — закачаешься. Метода такая. Герой-любовник однажды не выдержал, пошел режиссеру морду бить. А у того черный пояс по каратэ. И по печени любовника, по печени — хлобысть! Лицом герою работать надо, а печень не жалко. Печень он давно пропил…

Интересно, как лысый себе представляет «невербальное воздействие на объект через инфосферу второго рода»? В теории вроде бы складно выходит… У Ямпольского все складно. Мы с ним это дело обсуждали. Мне предоставляют чат, где на кого-нибудь наезжают. Наездов в инете — как гуталину. В любое время суток. Я выбираю объект: главного «наезжателя» или, смотря по ситуации, сразу нескольких скандалистов. И пытаюсь их успокоить. Невербально. К клаве не прикасаюсь, в чат не пишу. Вхожу в инфосферу второго рода — и воздействую.

«Как?» — спросил я Ямпольского.

«Поговорите с ними. Постарайтесь убедить. За мимикой и жестикуляцией не следите. Это только повредит. Представьте, что объект — рядом с вами. И не стесняйте себя в средствах. Все, что угодно. Все, что придет вам в голову.»

Миротворческая, значит, миссия. Толстовцы и пацифисты аплодируют стоя. Преподносят нимб с крылышками. На тарелочке с голубой каемочкой.

— Ну что, Александр Игоревич? Приступим?

Лысый уже на ногах. От движения «мышки» мой компьютер просыпается. Открыв браузер, Глеб Юрьевич лихо кликает по ссылкам. Мелькают открывающиеся «окна».

— Приехали. Наша площадка для игр.

Красотуля: В цветочном магазине мне вручили два шикарных фаленопсиса. Но у одного при хорошей листве и шикарных зеленых корнях абсолютно сухая и черная сердцевина. Его можно реанимировать?

Гелла: Даже знаю, какой магазин… Я бы внимательно посмотрела вглубь точки роста фалов. Все гнилое режем, присыпаем углем или корицей.

Penelopa: Осторожней с влажностью. На их «братьях» обнаружена бяка в виде темных водянистых пятнышек. В благоприятных условиях она быстро развивается.

Красотуля: Ох, я уже и сама не знаю зачем я их взяла… Чувство сродни тому, когда в холодную зиму подбираешь голодного котенка. Я в магазине вообще-то коры попросила для орх. Мне ее из этих горшков вытряхнули и в коробку насыпали. Говорю, а их куда же… сказали в мусор. Я и забрала…

— Где тут работать? — спросил я. — Вы бы еще меня в розарий отрядили.

Лысый почесал кончик носа.

— Ничего, сойдет. Хорошее место, тихое. Все свои.

— В каком смысле? — с подозрением спросил я.

Лицо лысого смешно наморщилось. Казалось, он собирается чихнуть. Но вместо чиха он нелепо, по-детски хихикнул.

— Вы неверно меня поняли, Александр Игоревич. Я не в том смысле. Нейтральный форум. Красотулечки-дендрофилочки, божьи одуванчики. Цветут и пахнут.

— Не пахнут, — упорствовал я. — Тут не с кем иметь дело. Это манная каша.

— Да ладно вам! Хлеб да каша — пища наша…

— Давайте переберемся.

— Куда?

— Я вам сейчас изображу. Проникнетесь. До печенок.

Подвинув лысого, я взялся за мышку. Рабочие ссылки я знал наизусть. Ага, вот. Главное, чтобы обитателей здешней помойки не посетил сегодня тихий ангел. Они, правда, и при ангеле — те еще бандерлоги. Но хочется же показать товар лицом!..

Krocodile: как же я всех вас ненавижу! стая уебищных нытиков, говнюков и прыщеблядков. считаете себя нереально крутыми, а на деле вы сраная серая масса. мы вас уничтожим. будем на ваших спинах устанавливать столы и давить ваши никчемные головы с гнилыми мозгами.

Poohes: Улыбнул … спасибо … да кстати соси шнягу :)))

Krocodile: чтоб у тебя ебальник треснул от улыбки, гниль.

Poohes: да ты печальный арлекино…. полупидор-полузлыдень :)

Krocodile: я ссу тебе в рот, а ты глотаешь.

Poohes: тебя бы за яйца в коридоре повесить — гостей смешить :)

Krocodile: а тебе в жопу бы лопату вставить. очколиз.

Poohes: Бля, сука, я крысу выкину, тебя держать буду… ты прикольней :)

Krocodile: говорю ж, вы все говно. вы будете дохнуть.

В нос шибануло, как на скотобойне.

— Оценили? — я забыл, что лысый не ощущает запаха. — Букет!

— Букет, — согласился он, вчитываясь.

— Вот где работать!

Лысый улыбнулся.

— Вы словно хвастаетесь. Как мамаша своим вундеркиндом…

Я смутился. А ведь прав, зараза… Хвастаюсь. Горжусь в душе. Ишь, какую клоаку нарыл! Всем стоять смирно и восхищаться. Профессиональная гордость, черт бы ее побрал.

— Оставляем?

— Нет. Верните, пожалуйста, розарий.

— Да ради бога…

Tan’ka: Купила фалик. Живой красивый. Чернеет основание верхнего листа. Что делать?

Марго: Вычистить до здоровой ткани и прижечь зеленкой.

Penelopa: Я бы после чистки замазала кашицей из фундазола…

— Они ж все, как после курса «Ново-Пассита». Кого тут успокаивать?

— Не волнуйтесь, Александр Игоревич.

— Я не волнуюсь.

— Вот и не волнуйтесь.

— Вы меня нарочно заводите, да?

— Ни в коем случае. Откуда вы знаете про «Ново-Пассит»? Принимали?

— В сети прочитал. Кто-то спрашивает: какое есть сильное успокоительное? А ему одна дура пишет: у меня, мол, подруга пила «Ново-пассит», когда у нее бабушка умерла. И упокоилась.

— А в чем юмор?

— Не успокоилась, а упокоилась.

— Кто? Бабушка?

— Подруга!

— А-а… смешно. Расскажите еще что-нибудь.

— Закажите клоуна. Пусть он вас веселит.

— У меня брат — клоун. В цирке. Не верите?

— Нет.

— Ну и ладушки. Скоро уже.

— Еще чаю хотите?

— Хочу.

Он позвал меня, когда я был на кухне.

Красотуля: Марго купила у меня фаленоп. Фотки, выложенные мной, она видела. Орху забрал ее муж. Назавтра Марго «разочаровалась» в орхе. Меня она обвинила в том, что я не вытряхнула растение из горшка и не посмотрела на корни. Я ответила, что на момент пересадки у растения было два растущих корня. И согласилась забрать растение и вернуть деньги. Марго потребовала оплатить ей такси в обе стороны плюс стоимость её трудового дня. Я отказалась. И отказала клиенту, желавшему купить эту орху. Умерив амбиции, Марго предложила вернуть мне растение через мужа. Потакать ее капризам я не захотела. Тогда Марго через своих «адвокатов» пригрозила, что «прополощет» меня на форуме. Марго, начинайте полоскание. Я готова.

— Подсадка? Провокация?

Лысый так долго смотрел на меня, что я смутился во второй раз.

— Нет, я рад, — наконец сказал он. — Рад, что вы такого высокого мнения обо мне. О нашей конторе. Это, значит, лет пять назад мы специально внедрили на сайт своего человечка. Оперативный псевдоним: Красотуля. И год за годом ждали, пока вы, Александр Игоревич, осчастливите нас экспериментиком. Вы что, не видите? — это здешняя жительница. Завсегдатай. Ее многие знают. Давно. Дальше объяснять, или сами поймете?

— Оно не пахнет.

— Совсем?

Я принюхался.

— Почти. Так, ерунда.

— Приведите аналогию.

— Девушка вспотела от жары. Слабая нотка в облаке косметики. Если девушка привлекательна, вы и не заметите. Отвлечетесь на ее ножки.

— Вы поэт, Александр Игоревич. Подождем.

— Чего?

— Вдруг девушка не только вспотеет? Вдруг она еще и пукнет?

— А вы циник…

Tan’ka: Наберитесь терпения! У меня тоже был неудачный опыт продажи растюх!!! Вам еще повезло, Вы с покупателем в одном городе. А у меня была междугородняя продажа…

Марго: Лучшая защита — это нападение. (с) Очень интересно написано, только правды ни на грош. Я действительно купила Phal. Про растюху мне сказали по телефону, что есть два хорошеньких корешка. Муж привез растюху вечером и я была «приятно» удивлена. Живых корней и в помине нет. Об этом Красотуля утаила.

Красотуля: Я говорила о наличии растущих корней на момент пересадки растения. На момент продажи я в корни не заглядывала.

— Я же вам говорил, — ухмыльнулся лысый. — Ваш выход, Александр Игоревич.

И подмигнул мне:

— Поработайте «Ново-Пасситом».

— Димедролом, — возразил я.

Зачем ругаетесь, девочки?

Ну ведь ерунду городите. Были корни, не было корней. Одной — такси оплатить. Другая — не желаю потакать капризам. А всех дел — встретиться и аннулировать сделку. Вы ж, небось, не первый день знакомы. Вместе обсуждали черные сердцевины. Гнильё чистили, зеленкой мазали. Этим, как его… Фундазолом. Давайте почистим, а? Черную сердцевину?

Как у Шиллера:

«Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной…»

(…это не они. Это я ерунду горожу.)

Давайте я вам улыбнусь. Не то чтобы у меня была особенная улыбка. Не Жерар Филип. Даже не Бельмондо. Просто я напомню вам, что улыбка — не обязательно оскал. А теперь вы улыбнитесь. Нет, не мне. Кто я такой, чтобы мне улыбались две прелестные дамы? Случайный прохожий. Вы друг другу улыбнитесь, а? Зачем сраться в оранжерее? Конечно, растения удобряют дерьмом. Это вы правы. Но у нас ведь другой случай?

(…аж самому смешно. Клоун.)

Смотрите сюда. Я вам и ручкой сделаю. И ножкой шаркну.

(…кретин!)

И носиком шмыгну.

Марго: Это Вы должны думать, как забрать свой не качественный товар. Вы с самого начала не хотели его брать обратно. А полоскать Вас нет смысла, Вы же не тряпка. Просто надо быть честной с людьми.

Красотуля: Не хоти я забрать орху, я бы Вам первая этого не предлагала. Ваши амбиции затмили здравый смысл? Это Ваши проблемы. И зачем Вы Настю, порядочного человека, в это дело впутали как своего «адвоката»?

Марго: Вы хоть понимаете, что пишете? У меня ощущение, что я общаюсь с капризным ребенком. Ему говоришь — нет корней, а тебе в ответ — были. Надо умерить свою раздутую гордыню и извиниться. Но Вам лучше повозиться в грязи.

Мне бы вас сюда, в студию. Наладили бы чайку, сгоняли бы лысого за вином. И торт пусть прихватит, жлоб. Вам нельзя торт? Бережете фигуру? Ну, ради такого случая — можно. Я и мертвого уговорю. Хотя… Если честно, никогда не умел с дамами. Комплименты делаю — не верят. Меня в юности, на ялтинском пляже, одессит Миша учил:

«Комплимент дамочке любой сообразит! Не становись в эту очередь, тюха! Ты ей — колкость. С подвывертом. Одну, другую. Третью. Подначишь — она твоя. Миша — язва, они под Мишу штабелями ложатся…»

(Что-то я отвлекся.)

Черт с ним, с Мишей. Вы мне вот что скажите, милые. Как вам мои невербальные средства? Доходчиво? Пробирает? А то лысый в окно смотрит. Губу кусает. Чтоб не заржать конем. Пошел он лесом, наблюдатель хренов… Раздражает. Мне вас, виртуальные вы мои, успокаивать, а я на его лысину смотрю. И хочется мне взять чайник, примериться…

(«Вы это бросьте, Александр Игоревич. Нашли время…»)

Можно ли трахнуть женщину через инфосферу 2-го рода? Не обращайте внимания, девочки. Это я так. Это у меня характер портится. Работа вредная. Чувство юмора, как корыто у старухи. Совсем раскололось. А нового, золотые вы мои рыбки, у моря не выпросишь.

Красотуля: Вы отвергли второй шанс уригулировать дело миром. Опять Ваши амбиции. Извиняться мне не зачто. Возню начали Вы с «оплатите мне такси». И сильно расстроились когда я отказала.

Марго: Это Вы должны были приехать за растюхой. Пот. что заведомо сказали не правду и продали не качественный товар. А Настя взрослый человек. Я что связала ее и засавила Вам написать? Вы пишете, что Настя порядочная и тутже выставляете ее беспомощным младенцем. Не хорошо девушка.

Красотуля: Ничего я Вам не должна, очнитесь. Вы бы ещё персоональный самолёт к подъезду велели подать. Скромнее надо быть. И гдея говорила что Настя — младенец? Бредите?

Ну что ж вы, а?

Уже и пишете с ошибками. Хамите. Желаете уязвить. У вас все цветы нафиг завянут. Конечно, до Крокодила с его «прыщеблядками» вам далеко. Но лиха беда начало. Вы меня слышите? Ну хоть капельку? Ни черта вы не слышите. Я тут пляшу перед вами, как перед мамонтом. Умные вещи говорю. Типа худой мир лучше доброй ссоры.

(…аж сам себя стесняюсь…)

Уволит меня лысый. За профнепригодность. Что мне для вас сделать? На вальс пригласить? Вальс де-труа, Штраус в гробу перевернется. Изобразить пантомиму? Я ведь всю эту ересь несу, а нутром чую: мимо кассы.

Стихи вам почитать, что ли?

Penelopa: Девочки! Не ругайтесь! Я с удовольствием заберу это растение. Красотуля, есливам вернут его, напишите мне в личку.

Гелла: Ну вот Вашу проблему мирно и решили. J

Красотуля: Говорю сразу в прямом эфире — растение заберу с того же места, где я его отдавала. Время определите сами и сообщите.

Penelopa: Красочка, расслабься. Вариант забора ты предложила. Если человек сумел его получить, значит, сумеет и вернуть.

Красотуля: Как по мне, Марго вообще не стремится вернуть орху. Это такой способ развлечения — разборки. Человек отклонил первое предложение, выставив нелепое условие. На второе предложение — новая волна склочного вздора…

Гелла: Проблема яйца выединого не стоит. Решили бы всё мирным путём и разошлись.

Марго: Не все так просто.

Гелла: Если одна готова отдать а другая забрать, так в чём вопрос?

Красотуля: В нежелании пойти навстречу.

Гелла: Девочки, при всём уважении, я пыталась договориться в личке, без публичных перебранок….. но какие же все упертые…

— Не получается.

— Скромничаете, — возразил лысый. — Еще как получается.

И с нетерпением махнул мне рукой:

— Продолжайте, Александр Игоревич.

— А я вам говорю: ерунда. Что, Данила-мастер? Не выходит каменный цветок? — я закряхтел, как в анекдоте. — Качели какие-то… Чуть-чуть наладится, и снова — срач.

— Ничего, ничего. Качели — это нормально. Продолжайте.

Лысый был доволен, как слон. Ему нравились качели. Ни малейшим проявлением он не выдавал этого удовольствия. Разве что взмах рукой… В остальном же… Осанка. Излом брови. Блеск глаз. Морщинка на лбу. Изгиб запястья. Ничто не говорило мне, что лысый возбужден, как рыбак, почуявший клев.

И поэтому говорило все.

— Вы чудесно работаете, — он словно почуял мой интерес. Так собака виляет хвостом. — Я же вижу. Просто замечательно.

— Сомневаюсь, Глеб Юрьевич. И в себе, и в результате. Как мы узнаем, где — итог моего воздействия, а где — чистая случайность? Допустим, цветочницы просто устали грызться. Допустим, одна решила пойти навстречу. Сама, без внешнего давления. Где подтверждение, что был контакт? Что он вообще есть, этот чертов контакт?!

— Вы где стоите? — странным тоном спросил лысый.

— Я? У окна.

— Чем заняты?

— Смотрю в окно.

— Что видите?

— Стройку. Крыши. Спутниковые тарелки.

— Еще?

— На Пушкинской ремонтируют проезжую часть.

— От кого была последняя реплика в чате?

— От Марго.

— Что она написала?

— «Красотуля, не вам про склоки писать. Вы эту тему открыли. Вам, наверное, слово „амбиции“ нравится, раз Вы его так часто употребляете…»

— Слово в слово. И куда вы при этом смотрите?

— В каком смысле?

— В прямом.

— Я ж сказал, в окно.

— Сейчас 18.57. Реплика Марго появилась в 18.55. Все это время вы смотрите в окно. Любуетесь стройкой. И что-то бубните себе под нос. Один раз обернулись, уставились на меня. Ладно, это не в счет. Вы, Александр Игоревич, вообще в течении сеанса не приближались к монитору. Продолжать, или сами сообразите?

— Тогда откуда я знаю последнюю реплику Марго?

— Вы у меня спрашиваете?

Он хихикнул. Не оборачиваясь, я знал, что на верхней губе у него блестит капелька пота. Слегка раздулись крылья носа. Указательный палец двинулся было ко рту, но замер на полпути. Наверняка он грызет ногти, когда остается один. Лысый стал для меня раскрытой книгой. Присланной в работу рукописью. Пожалуй, я смог бы его редактировать.

Как срач в чате.

За моей спиной зашелестели клавиши ноутбука.

Сявка — Яме:

В действиях Плюса выделяются три фазы. В начале эксперимента был зажат. Очень старался. Переигрывал мимикой. Обильно жестикулировал. Так разговаривают с умственно неполноценным ребенком. Результат — отрицательный. Реакция — нулевая. С началом второй фазы Плюс перестал отвлекаться на меня. Мимика стабилизировалась. Жестикуляция — в пределах разумного. Говорит внятно, но тихо. Текст бессвязен. Предполож., внутренняя логика. Результат — проявлен в небольшой степени. Реакция — слабая, но отчетливая. Третья фаза характеризуется отсутствием мимики. Жестикуляция прекратилась. Поза расслабленная, невыразительная. Перестал ходить по кабинету, смотрит в окно. Произносимый текст ритмизован. Звучит очень тихо. Внешние проявления сократились до минимума. Результат — усиливается. Резко выраженный конфликт двух векторов. Реакция — высокая, с учетом противодействия.

Яма — Сявке:

Подтверждаю. В действиях Минуса выделены аналогичные фазы.

Продолжаем.

— Кто такой Минус? — спросил я.

— Не ваше дело, — ответил лысый. — Продолжайте.

Если бы он заюлил, стал открещиваться; заявил, что знать не знает никакого минуса, кроме арифметического знака…

— Сявка ты, Глеб Юрьевич. Натуральная.

— Перестань копаться в моих записях, Александр Игоревич. Тебя мама не учила, что некрасиво читать чужие письма?

— Мама? Нет, не учила.

— Почему?

— Ей было не до воспитания. Мама много работала.

— Вот и ты работай. Много. Смотри, они без тебя опять срутся…

Марго: Красотуля, не вам про склоки писать, Вы эту тему открыли. Вам наверно слово «амбиции» нравится, если Вы так его часто употребляете. Что Вы только о моем такси и говорите? Примите валерьянку и успокойтесь. Жизнь — штука сложная, нервы беречь надо…

Красотуля: «Полоскать» меня намеревались Вы. Тему я открыла для Вас. Амбиции — именно то определение, которое характеризует Вашу манеру общения. Ваше «такси» не задело, а рассмешило меня. Не вижу смысла в дальнейшей дискуссии. Если Вы серьёзно намереваетесь вернуть орху, советую Вам взять себя в руки. И определиться со временем. Если до воскресенья от Вас не будет вестей, обмен не состоится.

Качели набирали размах. Подколки чередовались с предложением мировой. Щелканье клыков — с вилянием хвоста. Минус — с плюсом.

И минус — братец Минус! — перетягивал.

«Исходящее из уст — из сердца исходит; сие оскверняет человека,» — произнес где-то рядом голос бывшей. Я слышал ее слова так отчетливо, как если бы держал возле уха трубку телефона. Тон у бывшей был такой, словно она лет двадцать проработала налоговым инспектором.

Анютина Глазка: Цитата: lt;Tan’ka: У меня тоже был неудачный опыт продажи растюх…gt; Дорогая Tan’ka, если уж вы пишете для всех, добавьте, что фаленоп, который вы мне продали, оказался без точки роста. В объявлении об этом не было ни слова. Кстати, много раз покупала орхи у Красотули. Все растюхи отличного качества. Красочка, не расстраивайся!

Гелла: У меня тоже такое было. Продала фалик, горшок был прозрачный виднелись 2 корешка. Его купили а через 4 дня пишут что я без корней продала. Встретились я ей денежку а она мне мой фалик. Дома обнаружила что в горшке нет коры. Ненормальная ограбила меня. Нервы дороже! Удачи Красотуля!

Красотуля: Девочки! Чмоки! Сто раз!

Havroshechka: Ой, это ж я ограбила! Я ненормальная! И получила письмо с таким заголовком, когда написала, что растение только что из заказа, а продавалось втридорога в качестве адаптированного… С обкромсанными под ноль корнями. Помню-помню. Вам коры принести, чтобы Вы успокоились? Чего вашей душеньке угодно?

…чего нашей душеньке угодно?

«Разноименные знаки притягиваются,» — подумал я, прежде чем шагнуть в окно, навстречу братцу Минусу. Лысый не стал меня удерживать. Да и не мог, если по чести.

Такие окна открываются не для всех.

Грозовой фронт озарился сполохом далекой зарницы. Тучи заклубились, потекли акварельными размывами. Акварель набухла, загустела, обретая насыщенность темперы — и расползлась колоссальной лужей.

От горизонта до горизонта?

Горизонта не было. Не было неба и тверди. Ни вод морских, ни светил для отделения дня от ночи. Хаос царил вокруг, и тьма над бездною. Не было даже слова, которое в начале. Вот уж чего-чего, а слова так точно не было.

…нет, не хаос.

Среда.

Подвижная, изменчивая, она являла собой колыбель зыбких, ежесекундно возникающих и распадающихся форм. Вот обозначился просвет, и из него серпантином пролилась радуга. Вместе с ней хлынул ливень страстей. Имбирный жасмин — радость. Апрельский изумруд — любовь. Первая. Смешная, как лопоухий щенок. Лимонный, текучий желток — праздник. Верней, его предвкушение. Запах мандаринов и шоколада «Аленка» — детская улыбка. Еле слышная дробь барабанов — близость.

От нее вибрировали тучи.

На перехват радуги, исходя шипящим паром, взметнулись грязевые гейзеры. Завистливые кляксы испятнали бирюзу. Серная вонь вцепилась в сандал и ладан. Клыки, острые как ненависть, сожрали «Аленку» вместе с фольгой. Дробь барабанов изменила ритм — тревога, ссора, разрыв.

Похоть.

Контрапунктом наслоился умиротворяющий шелест волн. Жар гнева, дрожь страха. Чернильная струя злорадства. Вонь солдатского нужника. Фиалки, взращенные на гноище, сражались до последнего лепестка… Потоки запахов, струи красок сталкивались, разлетаясь мириадами брызг. Смешивались, закручивались водоворотами ярости — и опадали без сил, чтобы взвихриться в другом месте.

Оркестр-исполин играл симфонию безумия. Разуму, как и слову, здесь места не нашлось. Бедные родственники, они топтались за порогом. Молодецкий посвист ветра сплетался с пронзительным взлетом трубы. Гром бешеных литавр. Контрабас крадется на мягких лапах. Несутся вскачь скрипки. Хохочут альты. Подмигивает ксилофон. Хмурятся недоверчивые виолончели. Пляшет в зените эхо колоколов…

Не борьба, а способ существования.

Mobilis in mobile. Подвижное в подвижном. Динамика, действие; изменение, возведенное в закон. Мир жестов, гримас, интонаций — рожденных и не родившихся. Невербальная инфосфера, прослойка между человеком — и нулем с единицей. Квинтэссенция невысказанного, биение мух, угодивших в паутину Всемирной Сети.

Меня влекло сквозь всплеск и паузу, звук и запах, тон и взмах. Плюс тянется к минусу? Среда растворяет в себе чужака? Заманивает, чтоб расправиться? Глупо приписывать ей наши стремления. С другой стороны, разве не из них она и состоит?

Может ли копилку, в которую годами бросают монеты, обуять жадность?

Внизу, сквозь туман, который пахнет жареным луком, проступает клумба. Яркие мазки под кистью-невидимкой набухают зрелыми бутонами, расцветают — и вянут, осыпаясь дождем быстро чернеющих лепестков. Мертвецов сменяют живые. Они мерцают, гаснут, вспыхивают снова…

Гелла: У меня тоже такое было. Продала фалик, горшок был прозрачный…

Красотуля: Девочки! Чмоки! Сто раз!

Havroshechka: Ой, это ж я ограбила! Я ненормальная!..

Клумба-чат пульсировала, билась, как сердце дряхлого бегуна. Черные сердцевинки пожирали цветы изнутри. Стебли налились свинцом. Потянуло гнилью, мокрой землей.

Не надо, попросил я.

Жестом, тоном, черт знает чем.

Penelopa: Девочки, давайте жить дружно!

Марго: Делать мне больше нечего, как препираться из-за копеечного фаленопсиса. Я, как все понимают, его только для того и приобретала, чтобы вернуть обратно. Развлекаюсь я так. Спорить дальше не вижу смысла. Меня все равно не слышат и слышать не хотят…

Напротив, в бурлящем киселе, возникло темное уплотнение. Сгустилось, напряглось — я физически ощутил исходящее от него давление — и с натугой извергло аморфный ком нечистот. Ком завис над клумбой, лопнул и стек вниз охристой жижей.

Здравствуй, Минус.

Встретились.

После пароксизма дефекации Минус расслабился. «Сброс» дался ему нелегко. Гадил он без энтузиазма, как нанятый. Вот, совсем расплылся. Вспучился по краю дорожкой нервных пузырей. В центре проступила тонкая сеть прожилок — багрово-синих, как свежий кровоподтек.

«Етить-колотить, — поплыло ко мне, шевелясь и плеща. — Золотарь? Ты что здесь…»

«…Карлсон?!»

Яма — Сявке:

В действиях Минуса наблюдается ряд особенностей. Мимика исчезла. Жестикуляция прекратилась. Он молчит. Не двигается. Смотрит в стену. Дыхание практич. незаметно. Ближ. аналог — глубокая медитация. Камерами слежения зафиксирована реплика. Я не разобрал. Дважды прослушал запись при усилении. «Золотарь? Что ты здесь делаешь?» Преполож., намеченный результат эксперимента достигнут. Нуждается в проверке.

Сявка — Яме:

Плюс — аналогично. Застыл у окна. Меня не воспринимает.

На всякий случай предупредил медбригаду. Готовность № 1.

Чихать я хотел на их переписку.

Плоские слова, безликие ники. Но где-то там, за словами, сотканными из цифр, был кабинет, заставленный книжными стеллажами, диван, где ждал внимательный хиппи Ямпольский, и стена, у которой истуканом замер толстый охотник Карлсон. Еще минуту назад он бегал туда-сюда, выполняя задание. Грозил кулаком. Рубил ребром ладони по локтевому сгибу. Выкрикивал разные гадости. Корчил рожи. Злил, подначивал, стравливал. А что? Работка — не бей лежачего, прикольно. Ток-шоу «Черная орхидея». И премиальные обещаны.

Сперва — никак, и очень глупо.

Потом — как-то, и чуточку странно.

Следом — ух ты, и даже забавно.

В финале — ни черта себе, и что мы здесь оба делаем…

Я не знал, каким он видит меня. Я боялся даже предположить, какими нас воспринимает среда. Минус и плюс. Два идиота, сцепившихся в борьбе за души, заточённые в чате. Два начала. Две силы. Жест, мимика, интонация. Львиная доля выразительности. Жирное зло, запойное добро. На глазах слепого хаоса, в присутствии безликости. В четыре руки мы кормили среду яблочком. За маму, за папу, за дядю Яму…

Кушай, маленькая. Чавкай. Пускай слюни.

В этом и была соль эксперимента — чтобы мы увидели друг друга.

Сявка — Золотарю:

Я не знаю, дойдут ли до тебя эти слова.

Все-таки надеюсь, что да. Какими-нибудь окольными путями, которые мы еще только нащупываем. На звук моей речи ты не реагируешь. На прикосновение… Скажу честно, я испугался. Встал, подошел к тебе, протянул руку — и отступил. Черт его знает, как ты отреагируешь. Ты бы видел себя… Нет, так вроде бы ничего. Обычный. Просто очень уж выразительный.

Я и не подозревал, что неподвижный, молчащий, погруженный в себя человек может быть так выразителен. Монолог без единого слова. Пантомима без единого жеста. Угроза, приветливость, вопрос, подозрение, бешенство, умиротворение… Не шевельнув и мускулом. Не издав и звука.

Пожалуй, лучше тебя не трогать.

Медики ждут. Один мой звонок, и через три минуты здесь будет реанимационная бригада. Надеюсь, до этого не дойдет. Мы не предполагали такой реакции. Эксперимент задумывался целиком и полностью безопасным. Мы с Ямпольским… Мы не лгали тебе. Просто не сказали всей правды. Это было важнейшим условием чистоты эксперимента. Да, параллельно с тобой работал охотник Карлсон. Из Яминой квартиры. Да, вы не знали друг о друге. Карлсон должен был ссорить, ты — мирить.

Но не ваше предполагаемое воздействие на чат являлось финальной целью.

Ямпольский прав. Ты знаешь, что в юности он брился наголо? Я же, напротив, отращивал ужасающие патлы. Мы учились в одном классе… Извини, отвлекся. Яма — умница. Даже если реакция объектов будет коррелировать с воздействием, сказал он, мы не будем до конца уверены в результате. Объекты могут возбудиться или успокоиться просто так. По личным, неизвестным нам причинам. Синусоида их настроения может частично совпасть с внешним воздействием. Случай еще никто не отменял.

Тогда мы должны провести десятки экспериментов, сказал я. Накопить статистику. Проанализировать. И лишь потом делать выводы.

Ускорим процесс, сказал Яма. Статистика — это хорошо. Но мы пойдем дальше. Чат — косвенный объект. Двое охотников, плюс и минус — вот кто настоящие субъекты и объекты эксперимента. Если есть инфосфера второго рода, если через нее можно получить доступ к инфосфере первого рода… Значит, через нее возможен прямой контакт.

Принцип распределенной сети: минуя центральный сервер. Слышал про P2P-сети? Person to person. Человек с человеком.

Homo homeni lupus est.

Если плюс и минус законтачат напрямую, невзирая на разделяющее их расстояние, не зная друг о друге, и тем не менее узнав друг друга… Тогда мы уверимся в существовании этой сферы. В возможности работать с ней. Исследовать. Пользоваться. А статистику накопим. Потом.

Такие дела, Золотарь.

Давай, возвращайся. Пусть медики спокойно уедут. Яма пишет, с Карлсоном та же морока. Да, чуть не забыл. Ерунда, пустяк, но почему-то меня он смущает. Если тебе доступно сказанное мной, загляни в чат. Красотуля — это охотник Шиза. Носова Алена Дмитриевна. По моей просьбе Чистильщик договорился с ней, что она будет ждать тебя в «котле» — и в указанное время зайдет в чат. Насчет остального она не в курсе. Просто болтает со своими цветочницами.

Не могу сказать, что чувствую себя виноватым. В конце концов, она же не на линии огня. Сидит в сети, язык чешет. Она и раньше ссорилась с чатланками. Яма проверял. Шиза — это его идея. Сперва я не понял, зачем. Подошла бы любая кандидатура. Конечно, лучше знакомая — опросить после эксперимента, то да сё… Но Яма заявил, что Шиза — это рычаг. Если что, сказал он, мы таким образом достучимся до тебя. Может, он и прав.

Разозлись, Золотарь. Только возвращайся, а?

Лысого бросило к двери.

Он не знал, откуда взялся страх. Мощный, ледяной, властный. Казалось бы, ничего особенного. Просто человек у окна повернул голову. Медленно, словно страдал остеохондрозом. Крылось в обыденном движении черт знает что. Какие-то дикие страсти. Шипение разъяренной кошки, прищур снайпера, оскал клыков.

Лысому даже показалось, что воздух в «студии» стал цветным.

Когда-то, давным-давно, лысому в руки попались воспоминания Мейерхольда. Великий режиссер рассказывал, как в провинциальном городке на Волге он пошел на «Гамлета». Играла гастролирующая антреприза, в главной роли — Мамонт Дальский. Прославленный Мамонт, трагик от Бога. Сидя в зале, Мейерхольд увидел, как на сцену вышел датский принц — старый, толстый, обрюзглый пропойца с сальной копной волос. На публику он не смотрел вовсе. Сделав несколько шагов, Мамонт вдруг повернул голову.

«Из его глаз ударила молния, — закончил рассказ Мейерхольд. — Она попала в меня. И я стал смотреть трагедию…»

За точность цитаты лысый не поручился бы.

Но за молнию — легко.