"Владимир Печенкин. Каверзное дело в тихом Сторожце (сб. "Поиск-80") [D]" - читать интересную книгу автора

с работы домой приходят, а у Мишки... И стал он недолюбливать тех, у кого
отцы каждый день с работы приходят. Приятелей искал среди таких же, как сам.
Было Мишке годов четырнадцать, когда отец пришел домой надолго.
По-крупному уже не воровал, ловчил по мелочам. И оттого стал характером еще
паскуднее. Работать не хотел и не умел, по пьянке орал: здоровье мое по
тюрягам развеялось, пущай теперь общество меня поит-кормит! Смирная,
безответная мать Мишки работала, кормила мужа, а он ее за это бил.
Кондратий ко всему был равнодушен, когда трезв. Мишку не замечал. Зато
после первых "ста грамм" находило на Кондратия красноречие, и, если Мишка не
успевал удрать, отец его ловил и "воспитывал":
- Миша, сынок, батя твой погулял в свое время, во как погулял, под
завязку! Хоть у матери спроси. Галька! Скажи ему, гаденышу. Тебе, щенок, так
не погулять, не-ет. Ты будешь хребет гнуть на прё-из-водстве, тьфу! Копейки
до получки считать. На собраниях сидеть, хе-хе. А я гулял!
Время от времени Кондратий попадался на мелких кражах; в квартиру
приходил флегматичный участковый милиционер. Каждый раз Мишка ожидал, что
отца сейчас заберут обратно в колонию. Кондратий нахально врал участковому,
извивался змеей, громко обижался.
- Ежели раз оступился, то и валят на человека все сподряд! Где
справедливость?!
Участковый хладнокровно слушал. Говорил в который уж раз:
- Если еще повторится, передам материал в суд.
- Да за что?!
- Все за то же. Тебя задержали в магазине, пытался украсть детские
сапожки.
- Врут! На что мне сдались ихние сапожки!
- Если еще повторится, пойдешь под суд.
И Кондратий, и участковый знали, что за восьмирублевую кражонку в колонию
не отправят. Участковый пугал "для профилактики", а Кондратий врал по
привычке. Когда участковый уходил, отец торжествующе матерился:
- Хо, не на того нарвался, лягавый! Мишка! Учись, щенок! Все воруют, но
умный никогда не засыпется, не-ет.
В шестнадцать лет Мишка убежал из дому - надоела такая жизнь.
И пошло-поехало: тюрьмы, пересылки, этапы, колонии...

В камеру вошел милиционер, принес еду.
- Эй, спишь?
Саманюк оторвался от подушки, вытер губы.
Вяло жевал. Разбежались мысли, в голове пусто. Бьется только мотивчик
блатной песни, все время бессмысленно повторяясь: "...я, как коршун, по
свету носилси, для тебя все добычу искал..."
Не доев, повалился на топчан. Надо что-то придумывать, искать лазейки в
уликах... Сейчас надо придумывать, потом поздно будет... Но в голове только
надоедливый мотивчик...

9

Наверное, еще ночь? Снаружи - тишина. Саманюк проснулся, и это было
неприятно, потому что проснулся и мотивчик: "...я, как коршун, по свету
носилси, для тебя все добычу искал, воровал, грррабежом занимался..."