"Андрей Печенежский. Отравители змей" - читать интересную книгу автора

<197> Hу, вы наглец! Вас никто не приглашал, вас просто терпели. Теперь вас просят по-доброму: очистите помещение,<197> слюняво, на полутонах (не разбудить бы непредсказуемую!) <197> но с достоинством требует Курицын.
<197> Проси, проси, Валентин, просить не вредно. Или милицию сразу вызовем? Детишек попугаем фуражками, дом переполошим? А давай решим полюбовно, по-людски: квартиру мне покажешь, как живете, чем дышите... Гостеприимство <197> штука безбрежная. Да ты глотни, держать во рту опасно. У меня вон троюродный брательник слюнями подавился. По молодости... Hе тронь!
Телефонный аппарат издает шипение, и оба смотрят на него.
<197> Hе ваше дело,<197> говорит Владлен Купидонович.
<197> Да кто его знает,<197> говорит Отстоякин, переминаясь под пижамой.<197> Эти тайные <197> они только о себе, для себя, под себя...
<197> Hе ваше дело,<197> сглотнув, отвечает Курицын.<197> Будете настаивать <197> точно возьму...
<197> Hарочно, что ли? Так я не буду настаивать. Все, уже не настаиваю...
<197> Все равно не ваше дело...
<197> А говорил: будете настаивать, будете настаивать... Ты, Курицын, обманщик. Обманывать грешно... Крикнешь потом: волки, волки, когда волки и правда на стадо нападут,<197> а люди и не поверят, потому что раньше ты обманывал,<197> все подумают, что ты и теперь обманываешь, не поверят и не прибегут на помощь. Все, остались от стада рожки да ножки... Hе тронь ты его! Лучше отключи, или провод обрежем. Я помогу...
<197> Благодарю покорно,<197> Курицын, глотая, растягивает губы в улыбке и поднимает трубку. Hо она каким-то чудом тут же оказывается в руках соседа, и тот прижимает ее к груди, а сам голосом диктора Кириллова глаголет следующее: <174>В тот момент, когда я окажусь не в состоянии бороться, пусть дано мне будет умереть! Это не мои слова, Валентин, к сожалению, не мои. Это сказал один умный человек, а другой через десятилетия подсказывает нам, что борьба людей и с внешними условиями, и между собой за господство новых начал жизни полна захватывающего интереса. Принять участие в этой борьбе <197> огромное наслаждение.<197> И уже своим, отстоякинским голосом Отстоякин спрашивает: <197> Hу, как? Правильно завещал нам Яков Михайлович?<175> <197> для Курицына это явилось полной неожиданностью, и от неожиданности он молвил так: <174>Нужно жить всегда влюбленным во что-нибудь недоступное тебе. Человек становится выше ростом от того, что тянется вверх...<175> <197> это явилось полной неожиданностью для Отстоякина, сосед мотнул головой, подобрался и изрек голосом артиста Табакова: <174>Неплохо, Владислав, главное <197> неожиданно, но Михаил Иванович завещал нам кое-что еще, он завещал говорить не об отвлеченной, не о платонической любви, а о любви напористой, активной, страстной, неукротимой, о такой любви, которая не знает пощады к врагам, которая не остановится ни перед какими жертвами...<175> <197> <174>Да,<197> отвечает неожиданно Курицын,<197> но Джузеппе ясно дал понять, что ценность зерна определяется его урожайностью, ценность человека <197> той пользой, которую он может принести своему ближнему. Родиться, жить, есть, пить и, наконец, умереть может и насекомое... Человек живет жизнью, полезной для масс, настоящей, духовной жизнью. И не бегает по чужим квартирам и не выпрашивает закуску... <175> <197> <174>Hу, нет, Викториан, хоть и неожиданно, а ответить можно: не довольствоваться тем уменьем, которое выработал в нас прежний наш опыт, а идти непременно дальше, добиваться непременно большего, переходить непременно от б
олее легких задач к более трудным... в новом, необыкновенно трудном деле надо уметь начинать с начала несколько раз: начали, уперлись в тупик <197> начинай снова,<197> и так десять раз переделывай, но добейся своего... жизнь идет вперед противоречиями, и живые противоречия во много раз богаче, разностороннее, чем уму человека спервоначалу кажется... Хорошо расслышал? То-то же...<175>
Внезапно в прихожей объявляется дочка Курицыных, старшая из погодок. В ночной рубашке, она деликатно перебирает босыми ногами, направляясь в ванную. Обходя застывшего Отстоякина, она извиняется, говорит ему: добрый вечер, Постулат Антрекотович,<197> и ставит отца в известность, что они уже позанимались, проштудировали дополнительный материал, и теперь готовятся отойти ко сну. Отстоякин умилительно скалит зубы, гладит проходящему мимо чаду затылок и кивает Курицыну: славные у тебя матрешки, в этом я тебя одобряю бесповоротно. Старшая погодка окружает себя ангельским сиянием и просит старших не шуметь: мамочка за день умаялась, пусть отдохнет, побудет в тишине и покое,<197> девочка запирается в ванной, слышно, как плескается вода, затем погодка снова минует старших, направляясь в девичью. Спокойной ночи, папочка, спокойной ночи, Постулат Антрекотович. Ишь, матрешка,<197> Отстоякин пускает зачем-то слезу и показывает пальцем себе на щеку, чтобы Курицын эту слезу разглядел. И тогда из комнаты девочек выходит младшая погодка, делает книксен и мило раскланивается: добрый вечер, Постулат Антрекотович, папочка, мы уже позанимались, другие не делают и десятой доли того, что одолели мы с сестренкой, можете гордиться нами, а теперь пора нам баиньки...<197> Hу, матрешка,<197> расплывается Отстоякин, но тут же влипает в стену, пропуская хрупкое сияющее существо.<197> Hе девки, а сокровища Эрмитажа! Валентин, ты в Эрмитаже бывал?.. Поплескавшись в ванной, младшая идет обратно, повторно делает книксен и желает взрослым спокойной ночи. Мы еще немного почитаем, папочка, с годами мы так пристрастились к чтению, что вопреки всему даже режим нарушаем, крадем у сна минут пятнадцать-двадцать, уж вы нас не браните, ладно? <197> Какая чудная матрешка! <197> не устает восторгаться Отстоякин.<197> Это ж надо, Владлен, повезло тебе, повезло, а ты и не чешешься!.. Спокойной ночи,<197> ласково говорит им младшая из погодок.<197> Мы почитаем совсем немного, несколько страничек, чтобы душа воспарила и сон был осмысленным. Только методичное чте
ние даст нам право сказать когда-нибудь, что мы познали этот мир во всей его многоликости,<197> и покорить его. Hо мы не тщеславны, нет. Мы помним, что ни одна страсть не удерживает людей так долго в своей власти... и ни одна не отделяет так людей от понимания смысла человеческой жизни и ее истинного блага, как страсть славы людской, в какой бы форме она ни проявлялась: мелочного тщеславия, честолюбия, славолюбия... не беда, если люди будут хвалить тебя за твои дела. Беда, если ты будешь делать дела для того, чтобы люди хвалили тебя. Лев Николаевич подметил очень точно, как только мы что-то почувствуем в себе <197> что-то порочное, противоречащее красоте духовной, мы тут же сделаем правильные выводы и, не раздумывая, искореним недуг...<197> Hу, матрешка! <197> Отстоякин в пылу восторга хрустнул телефонной трубкой. Hо дайте мамочке отдохнуть,<197> напомнила девочка.<197> Она заслуживает того, чтобы ее покой оберегался всесторонне. Наша лебедушка... Спокойной ночи.
Как только она скрылась в комнате, Курицын умоляюще складывает ладони: вы мне трубку сломали, Отстоякин! Сперва вы отказываетесь уходить, потом трубки ломаете!..
<197> Тс-с! <197> сосед оглядывается на дверь, за которой почивает Анестезия.<197> Такие матрешки, Курицын, а ты: трубка, трубка...<197> сычит он, размахивая поломанной трубкой.
<197> Тс-с! <197> Владлен Купидонович прижимает губы указательным пальцем.<197> При чем тут это? При чем тут матрешки! Вы мне трубку испортили! А если <197> пожар? Если неотложку вызвать понадобится?
<197> Тс-с! <197> Отстоякин призывает соблюдать тишину и спокойствие, но располовиненную трубку не отдает, а прижимает ее к груди.<197> Такие матрешки, Курицын, почти что барышни, а ты перед ними в трусах дрейфуешь! Что за порядки? Безнравственно это, помяни мое слово!..
<197> Тс-с! <197> говорит Владлен Купидонович.<197> Если это не ваше <197> то можно ломать? Дайте сюда, я хочу посмотреть...
<197> Hе смеши людей, Вельямин,<197> говорит Отстоякин, продолжая похрустывать обломками.<197> Тс-с! Бегаешь в одних трусах, как будто одеть тебе нечего! Hе будь смешным!..
<197> Да что такое! <197> шипит Владлен Купидонович, стараясь выдрать из рук Отстоякина то, что осталось от телефонной трубки.<197> Дайте сюда немедленно, иначе будем говорить по-другому! Тс-с!..
<197> Только не надо угрожать, Викториан,<197> отбрыкивается Отстоякин будто играючись.<197> Hе хочешь дом показывать <197> тогда про вертолеты поговорим, чего зря время терять?..
<197> Ага-а! <197> говорит Владлен Купидонович.<197> А вы <197> забоялись!
<197> Тс-с! <197> отвечает Отстоякин.<197> Я? Забоялся? Вот еще новости!..
<197> Забоялись-забоялись! <197> говорит Владлен Купидонович.<197> Забоялись, что я Васьпану позвоню!
<197> Я? <197> опять переспрашивает сосед.<197> О чем вы говорите? Кто такой Васьпан?
<197> Сами знаете! <197> твердо говорит Владлен Купидонович.
<197> Нет, не знаю! <197> не менее твердо отрицает Отстоякин.
<197> Нет, знаете!
<197> Да заберите вы свою трубку,<197> говорит Отстоякин.<197> Hе знаю!..
<197> Эй, спорщики,<197> говорит из-за двери Анестезия.<197> Довольно вам пороги обивать, зашли бы, что ли... Посидим, телевизор посмотрим,<197> говорит непредсказуемая,<197> как раз программа для полуночников начинается...

III. Баллада о супружеском ложе.

Анестезия <197> в шелковой кружевной рубашке, с мраморно бледным лицом,<197> сидит на подушках и расчесывает волосы. Они у непредсказуемой длинные, почти до бедер, а гребешок <197> кроваво-красного цвета, с каким-то диковинным черным камнем на рукояти. Телевизор включен, но показывает лишь крап да строчку.
<197> Зачем же ты привел его сюда, Валериан? <197> спрашивает Анестезия замогильным голосом.<197> Что люди подумают?
<197> Аниста, что с тобой? Как ты назвала меня? Владлен я! Владик, Влад!..
<197> Теперь уже все равно... А вы, Постулат Антрекотович? Что это вы так? Пришли <197> то и располагайтесь свободно, будьте как дома.
<197> Что ж, благодарю на теплом слове,<197> говорит Отстоякин торжественно.<197> Очень даже приятно, когда люди соотносятся по-людски. С радостью принимаю ваше приглашение быть как дома.
Отстоякин шумно, по-барски, устраивается поперек диван-кровати, так что Анестезия, высвобождая место, вынужденно поджимается, убирает ноги. Впрочем, делает она это угодливо и, похоже, не без удовольствия. Диван-кровать принимает соседские телеса с пружинным хрустом и затихает, а своенравная откладывает гребешок на тумбочку и начинает плавно, грациозно даже, обволакивать себя руками <197> при одновременной горизонтальной подвижке шейных позвонков; восточная танцовщица, средь пиршества ублажающая взор владыки. Курицын, волей-неволей, пытается этого владыку изобразить, но так, как если бы владыка не предавался увеселениям, а дожидался бы начала казни; он фиксируется на середине комнаты, хватает себя за локти, туго покачивается с носка на пятку, с пятки на носок. Жаль, что в спальне почему-то не нашлось благодарного зрителя, способного по достоинству оценить фигуру Мстительного Презрения, материализованную Владленом Купидоновичем. А кислоты у него во рту не убывает, приходится много глотать, следить за тем, чтобы не капало с подбородка. Отстоякин тяжело умащивается на спальных пружинах супружеского ложа Курицыных, непредсказуемая подсовывает ему подушку Владлена Купидоновича, телевизионный экран рябит устойчивая помеха.
Отстоякин (кинув глазом на телевизор). Вот, помеха. Естественное явление жизни. Кто за что, а я <197> за естественность. Мы люди неизбалованные, обождем, сколько нужно.
Анестезия. В хорошей компании и обождать не трудно... Ах, что это у вас на платье, Постулат Антрекотович? У вас такие изысканные, такие гармоничные одежды, а вот здесь <197> не дырочка ли это? Давайте я за вами поухаживаю. У меня и нитки всегда наготове. Курицын, принеси мне иглу с черной ниткой.
Курицын (ядовито). Думаете, не принесу?
Отстоякин (обнажается). Думаем <197> принесешь. Почему бы и не принести, Викториан, когда люди просят? С людскими просьбами обращаться надо бережно... Вы такая хозяйственная, Анестезия Петровна, и все вам нипочем, никакая работа вас не утомляет... нет, вы просто уникальная женщина!
Анестезия (польщенно). Hе комплиментируйте под руку, Постулат Антрекотович. Сперва надо сделать хорошо, а уж после и комплимент послушать.
Отстоякин. Можете называть меня просто Постей. Или <197> Постиком. Это будет уменьшительно-ласкательное от Постулата.
Анестезия. Помилуйте, Постулат Антрекотович, как можно!
Отстоякин. Можно, Анестезия Петровна, можно! Уменьшительно-ласкательное сближает, а я и Валентину сказал: пойдем, познакомимся с Анестезийкой поближе.
Анестезия. У вас большое сердце, Постулат Антрекотович...
Отстоякин. Постик, Анестезийка, Постичек...
Анестезия. Hе настаивайте, есть вещи, которые еще заслужить надо... большое сердце у вас, открытое добрым веяниям, и сами вы <197> крупный такой, основательный! Как Илья Муромец!.. Женщины, должны быть, увлекаются вами без памяти. К вам бы еще Добрыню приставить с Алешей, с Поповичем <197> вы бы такую заставу нагородили <197> никто бы никуда не продвинулся...