"Альдо Пазетти. Вид с балкона " - читать интересную книгу автора

в огороде?.. А еще меня заставляют делать гимнастику и дают стрелять из
духового ружья. Вот ты не хотела мне купить, а я, знаешь, очень даже метко
стреляю. Их я в лицо ни разу не видал. Они носят на голове черные капюшоны,
как на тех открытках, которые вы мне прислали из Севильи, когда ездили в
круиз на пасху, а меня не взяли, сказали, что я еще маленький... И потом я
читаю, мне много всяких книг дают, но не "Микки Мауса", как дома. Я прочитал
"Записки каторжанина" и "Крестного отца" - вот это книга! Его бы можно было
назвать и просто "Отец", ведь он тоже отец, правда?
- Нет, он не настоящий отец, - с дрожью в голосе отвечала Анна, -
плохой отец.
- Откуда ты знаешь?
Джулио перескакивал с одного на другое, как всегда, несобранный,
рассеянный, он слышал только себя.
- Теперь со мной здесь женщина, к счастью, она без капюшона.
- Женщина? Служанка?
- Что ты, какая служанка, она тут главнее всех. Но она молодая и
добрая.
У Анны сердце захолонуло: сразу вспомнился удушливый, терпкий запах в
коридорчике, когда той ночью она вытащила Джулио из постели служанки
Аугусты.
- Совсем молодая?
- Как ты, мама, может, чуть помоложе.
Анна испытала новую муку - острую материнскую ревность.
- Наверно, она... плохая женщина...
А он в ответ сухо:
- Нет, мама, она хорошая... и красивая.

И красивая. Красивее матери?
Господи, как проникнуть в это волчье логово, как спасти сына от
медленного, но неумолимого растления. Они сжигают детскую нежность его тела,
юную чистоту души. У Анны было такое чувство, будто ее подвергают чудовищной
пытке огнем, будто жгут на костре вместе с мальчиком. Там, на алтаре
Святости, где прежде среди множества свечей горели ярким, чистым пламенем и
их свечи, теперь чадят два одиноких огарочка.
Нет, нет, лучше вернуться назад, лучше бы ей вообще не иметь сына. Она
с нежностью вспоминала родной город, длинную аллею, ведущую от
железнодорожной станции к центру, прогулки к фонтану возле старого замка;
столько дорог было впереди, полная свобода выбора: можно было, например, не
выходить замуж, уйти в монахини.
Уйти в монахини. Прежде ей это и в голову не приходило. А теперь она
подумала, какое утешение, должно быть, приносят терпкий запах ладана,
отблески солнца на церковной позолоте, ничем не омраченное одиночество, с
думой лишь о нем, о Всевышнем.
Однажды ночью она глядела в полутьме на спящего Энрико, и ее змеиным
клубком опутали ядовитые мысли. Она вдруг представила Энрико мертвым, да,
мертвым, неподвижным, бездыханным: заострившийся нос, скрещенные на груди
руки. Одетый в черное, без ботинок. И она сидит рядом, возле телефона.
Тогда она, может, и вправду могла бы уйти в монастырь.

Визит приходского священника дона Эусебио как-то даже укрепил Анну в