"Алексей Павлов. Отрицаю тебя, Йотенгейм! (Должно было быть не так, #2) " - читать интересную книгу автора

право на позицию отстранения от чужих проблем.
Ты здесь случайно? - еще не справившись с собой, подозрительно
интересуется Вова.
А ты сомневаешься? Нет, Володя, - говорю я, - ты меня хорошо знаешь:
я на эти дела не иду. И не пойду никогда - это ты тоже знаешь. А вот ты --
по-прежнему смотрящий на спецу? - не удержался я, после чего железно решил:
дальше ни слова.
Володя поежился, как от холода, но, взяв себя в руки, повел дружелюбную
беседу, и куда девалась грозная самоуверенность крутого "смотрящего"
полугодичной давности - осталась сама кротость. А когда Володя понял, что
конфликт мне не нужен, - успокоился и обрел уверенность. Все устаканилось,
я устроился на понравившемся месте, рядом с грозным уголовником, Вова достал
новенькую колоду, и составилось небольшое общество развлечься в дурака без
интереса.
Вова, оказывается, и на больничке преуспел, выступив за крутого.
Сергей, парень, с которым я хотел познакомиться в первую очередь, заехал на
тюрьму сразу после освобождения из зоны, по новому обвинению в квартирной
краже, будучи задержан при продаже золотых изделий, находившихся в квартире.
Строго говоря, доказательств причастности Сергея к краже не было (хотя,
наверно, он знал о ней, а может, и участвовал), но в ИВСе мусора надевали
ему на допросах полиэтиленовые пакеты на голову, а так как, совершенно
измучившись, Сергей все равно не раскололся, мусора отказали ему в уколах
инсулина, без которого Сергею с сахарным диабетом грозила смерть. И тогда,
когда белый свет стал уже меркнуть для него, Сергей подписал все, что ему
было предложено (а предложено было, по его словам, гораздо больше, чем могло
соответствовать действительности). В Матросске он сразу попал на больницу,
отказался от данных показаний, объяснив, как они были даны, и вот рядом с
ним обрисовался дружбан Вова. Серега старый арестант, но и ему невдомек, что
побеседует он с кем-то из сокамерников, и сложится у подкумка мнение,
которое он изложит письменно куму; эта писанина ляжет Сергею в уголовное
дело, и даже на ознакомке обвиняемый ее не прочтет, а благородный (или
благородная) судья в мантии вперит зенки, прежде всего, в эту х...ю, а не в
другие материалы дела, и вот результат - поедешь ты, Серега, через пару
месяцев опять на зону на шесть долгих лет, потому что будешь признан
виновным, потому что нефига делиться делюгой с сокамерниками. С моим
появлением Вова перестал интересоваться делюгой Сергея, а когда тот
обратился к Вове: "Володя, ты обещал еще что-то посоветовать" - Вова
напрягся и нарочито ответил: "Думай сам, не маленький". Ах, Вова, Вова...
Неужели тебе не будет стыдно потом, когда, будучи признан виновным по статье
от семи до двенадцати, ты получишь два и уйдешь за отсиженным. Нет, не перед
теми, кого ты сдавал - перед ними тебе точно не будет стыдно, а перед
собой. А? Во-ва? ("...И если жил ты как свинья, останешься свиньею".) А
Вова, кивая на Серегу, когда тот уходит на укол, говорит каждый раз: "Дурак.
Сам себе дело сшил".
В целом же в камере устанавливается благостная обстановка, несмотря на
то, что один из сокамерников оказывается сыном начальника управления
центробанка, который подписывал мою банковскую лицензию, а другой --
знакомым моего знакомого из Лиссабона. В тюрьме мало случайного. Но моя речь
такова, что из нее, кроме как о здоровье, не узнаешь практически ничего.
Камера довольно чистая. Серега отмыл порошком стены; до потолка же не