"Сергей Павлов. Корона Солнца" - читать интересную книгу автора

вспомнили о Пауке, точнее - о кассетах его съемочной аппаратуры. Я был в
числе приглашенных на первый просмотр отснятых эпизодов. На экране по
порядку возникали подробности этого нелегкого странствия. Сначала все шло
хорошо, сопровождающий съемку голос Хейделя звучал уверенно и бодро.
Кругорамные объективы заставили нас долго блуждать в угрюмых дебрях
окаменевшей бесконечности. Мы с захватывающим интересом прослеживали путь
смельчака, проложенный в лабиринтах ущелий среди отвесных стен, уходящих в
туманные пропасти, внимательно слушали подробные описания и пояснения,
улыбались остроумным замечаниям и репликам. Хейдель весело ругался, если
обвал преграждал путь, смеялся от радости, если встречалось что-нибудь
интересное, шутил, находя забавным пришпоривать Паука пятками в тот
момент, когда лапы машины скользили над пропастью, срывались, прогибаясь
от тяжести. И мы понимали, что ему было страшно. Мне запомнилась его
последняя реплика: "Провалиться мне на месте, если я не нашел вход в
преисподнюю!.." Это относилось к огромному провалу в скалах, откуда тяжело
поднимались клубы желтоватого пара. Развернутый зев провала окружали
базальтовые столбы, похожие на грубо высеченные фигуры великанов. Даже на
нас, сидящих в просмотровом зале, мрачная неподвижность каменных стражей
произвела гнетущее впечатление.
- Иду вниз, - сообщил Хейдель, и начал головокружительный спуск.
Паук включил все свои прожекторы, и голубые лучи осветили неровные
стены расселины, покрытые пятнами странных натеков. Спуск продолжался
очень, очень долго, километры... Наконец расселина превратилась в
исполинский каньон, дно которого уходило все дальше и дальше в недра
планеты. Теперь Хейдель говорил лишь по необходимости, коротко и сухо.
Видно, окружающая обстановка мало располагала к остротам: за каждым
поворотом таились мрак и неизвестность. Но что это? Перед нами открылась
поразительно ровная, отсвечивающая маслянистыми бликами поверхность.
Неужели вода?! Меркуриологи заволновались, они не верили своим глазам.
- Вода, - подтвердил голос Хейделя. - Температура у поверхности -
тридцать два и восемь десятых по Цельсию.
В темной глубине вспыхивали бледно-зеленые огоньки. Прожекторы погасли,
и мы увидели хоровод слабофосфоресцирующих быстрых теней. По залу прошло
движение, кто-то взволнованно кашлянул, кто-то крикнул, чтобы срочно
позвали биологов. На крикуна нетерпеливо зашикали.
- Озеро, кажется, обитаемо, - проговорил Хейдель, - но я не знаю... не
могу определить, что это такое.
Озер было много. Соединенные между собой проливами, речушками и
водопадами, они тянулись до бесконечности, прозрачные и мутные, теплые и
холодные. Шум в зале нарастал, отовсюду слышался говор и шепот. Вода!
Много воды! Теперь наша станция не будет испытывать водяной голод. Вместе
со всеми я тоже находился в состоянии радостного возбуждения. Я слышал
приглушенный смех и едкие замечания по адресу меркуриологов, и мне было
чуточку жаль их: они буквально на днях сделали окончательный вывод о том,
что планета совершенно лишена природных вод, и теперь, понятно, пребывали
в положении пророков, уличенных во лжи. Сидевший рядом со мной
врач-психиатр Хайнц Фидлер тронул меня за рукав. Он догадался, что я
ослабил внимание, и сделал предупреждающий жест:
- У них свои проблемы, а у нас, медиков, свои. Советую не отвлекаться.
Да, да, конечно!.. На экране между тем происходило что-то интересное.